— Но не может ли быть, что? Доктор отрицательно покачал головой.
— Ни единого шанса, что это не случайность. Понимаете ли, ваша сестра была не совсем здорова.
Джинни собралась возразить ему, но Доктор Моррис поднял руку:
— Здесь то же нет никакой тайны. Скажите, как давно вы в последний раз видели сестру?
Джинни опустила глаза, явно обескураженная вопросом.
— Несколько лет назад, — очень тихо сказала она. — Еще до того, как она вышла замуж за мистера Лэнгдона.
Доктор Моррис, казалось, о чем-то задумался. Джинни подумала в этот момент, что он подыскивает наиболее тактичные слова. Наконец Доктор снова сел и занялся обработкой раны.
— Вряд ли есть необходимость рассказывать вам то, что вы и без меня знаете о своей сестре. Она была очень слабым человеком. Из разговоров с ней я понял, что ее жизнью во многом управлял отец, человек с весьма сильным характером. После его смерти она осталась, так сказать, без жизненного стержня, а потом так же привязалась к Полу Лэнгдону, человеку, в котором она нашла своего рода замену отцу.
Доктор вопросительно посмотрел на Джинни, словно искал подтверждения своим словам. Джинни кивнула. Она уже давно сложила для себя этот нехитрый пасьянс.
— На мой взгляд, — продолжал Доктор Моррис, — это был не самый лучший выбор. Но я могу только догадываться об этом. Мне кажется, что по началу ее супруг был весьма польщен тем, что она нуждается в нем, возможно, даже очарован ее миловидностью. Но со временем он должен был догадаться о сущности того, что ей было нужно от него. Вполне понятно, что он не хотел стать поводырем, и поэтому несколько охладел к супруге. Но как бы там ни было, она была чрезвычайно нервозной женщиной. Одно время у нее проявилось пристрастие к снотворному. Она, должно быть, принимала их с раннего возраста...
Доктор снова посмотрел на Джинни, ища подтверждения своим словам. Она снова кивнула.
— Я не знаю наверняка, но мне кажется это вполне вероятным теперь, когда я вспоминаю, как она себя вела. Она всегда засыпала с трудом. Даже будучи ребенком.
— Ну вот, — сказал доктор, закончив перевязывать ногу. Он отошел к окну и продолжал говорить:
— Все эти препараты сами себя ослабляют, понимаете ли. Организм привыкает к ним, и появляется устойчивость к снотворному. С каждым разом вам требуется все более сильная доза. Я пытался убедить вашу сестру лечь в клинику, где ее лечили методом постепенного отвыкания, но она об этом и слушать не захотела. Мне не оставалось ничего делать, как снова и снова выписывать ей рецепты.
Когда доктор отошел от окна, Джинни вдруг увидела на его лице выражение истинной печали. Она, к своему удивлению, поняла, что он то же несет на себе груз вины за смерть Сьюзан.
— В какой-то мере, — сказал он, — я полагаю, меня то же можно обвинить в этом. Но врач быстро учится сбрасывать с себя такую ответственность, иначе он просто сойдет с ума. Во всяком случае, с вашей сестрой произошел несчастный случай.
Что-то разбудило ее посреди ночи. Никто не знает, что именно. Возможно, просто дурной сон. Она находилась под действием большой дозы снотворного, но поднялась с кровати, подошла к окну, вышла на старый полуразрушенный балкон, он не выдержал, и миссис Лэнгдон разбилась о камни.
— Мистер Веннер говорил, что была еще какая-то царапина, — сказала Джинни, без особой надежды.
— Верно. На горле. Но она была слишком уж маленькой, чтобы вызвать смерть, смею вас заверить. Это такая царапина, которую могла оставить бритва, если вдруг соскочит рука, когда вы ровняете волосы. Насколько мне известно, миссис Лэнгдон ровняла их именно бритвой. Конечно, немного крови она потеряла, но даже не столько, чтобы просто почувствовать себя плохо.
Джинни пришла в голову другая мысль.