Сирен увидела из-под нее, что Пьер стоит в дверях на фоне хлещущего во тьме дождя. Он смотрел прямо на нее. Босые ноги зашлепали по полу. Занавеска отлетела в сторонуПьер стоял над ними с лицом , искаженным от ярости и мучительного неверия. « — Сирен!
Она села, прижимая к груди одеяло. Ее лицо залило яркой краской. Она не ожидала, что тяжесть вины будет так велика. Она лишила ее дара речи и заставляла чувствовать себя непослушным ребенком. Рене рядом с ней тоже приподнялся, сел и начал не спеша надевать брюки.
— Что все это значит? — заговорил Жан, подходя к брату. Гастон, привстав в своем гамаке, таращил на них широко раскрытые от изумления глаза.
Сирен была не в силах ответить. Тогда заговорил Рене.
— Мне кажется, — сухо заметил он, — все и так ясно.
— Эти слова задели Пьера.
— Проклятье! Так вот чем ты платишь нам!
— Довольно странно… — начал было Рене.
Когда Пьер двинулся к нему с беспощадным блеском в голубых глазах, Сирен вытянула руку, останавливая его.
— Это моя вина, а не его, — произнесла она напряженно. — Он сделал лишь то, что я сама хотела.
— Как ты можешь говорить так? — Жан сжал кулаки.
— Потому что это правда.
— Невозможно! Он соблазнил тебя, наврал с три короба.
Она тряхнула головой, отбрасывая волосы и одновременно отрицая сказанное.
— Нет, я попросила его об этом.
— Как шлюха? Никогда. Ты пытаешься защитить его, но это бесполезно.
Жан сделал движение, словно собираясь проскочить мимо старшего брата. Гастон, нахмурившись, встал и направился к ним.
— Мне не нужна защита. — В голосе Рене зазвучали стальные нотки, он оперся на одно колено и выпрямился, глядя на Бретонов вызывающе спокойно, без тени страха. — Я дам удовлетворение любому из вас или всем вместе, если вы этого требуете, но сначала вы могли бы спросить себя, какие у Сирен были причины для того, чтобы так поступить.
Жан выругался, бросаясь вперед, но Пьер схватил его за рубашку, удерживая на месте.
— Погоди, — сказал он, в его словах послышалась угроза. — Лемонье дело говорит. Давай послушаем Сирен.
Во внезапно наступившей тишине громко шумел дождь. У Сирен екнуло сердце. Она облизала губы.
— Причина — моя свобода. Я так устала от того, что за мной следят и охраняют словно какой-нибудь трофей.
— Ты и есть трофей, и очень ценный, — резко сказал Пьер.
— Я человек. Я хочу уходить и возвращаться сама, без сопровождения. Хочу делать то, что мне нравится. Я хочу быть свободной.
— Ты сама не знаешь, что говоришь. — Старший Бретонов махнул рукой, загрубевшей от долгих лет гребли. — Женщин нужно охранять.
— Зачем? Чтобы сохранить их чистоту или их верность? Есть разница между защитой и заключением.
Пьер, нахмурив брови, смотрел на нее. — У нас никогда и в мыслях не было лишить тебя свободы, дорогая, или сделать несчастной. Сирен стиснула мех на бизоньей подстилке.
— Я не чувствую себя несчастной, просто меня бесит постоянная слежка. Я пыталась говорить вам об этом, но вы никогда не слушали. Я с ума сойду, если это не кончится.
— И тебе кажется, что вот это и есть способ прекратить ее?
— Как же еще? Теперь ваша охрана больше не нужна.
— Ты так считаешь?
— А зачем она теперь? Нецеломудренные женщины ходят по улицам одни и днем, и ночью, особенно ночью.
— Ты собираешься стать шлюхой? — Голос Пьера звучал слишком спокойно.
— Конечно, нет! Но эти женщины ходят без охраны просто потому, что им уже нечего терять.