Сэйбер в последний момент ловким движением подхватил ее и поставил на ноги.
— Не переусердствуй, юнга. Я вовсе не требую, чтобы ты валялся у меня в ногах, — усмехнулся капитан, обнажив ряд белых зубов.
Оказавшись вплотную с его могучим телом, еще хранившим свежий морской аромат, Николь испытала волнующее побуждение прижаться к нему и крепко обнять. Но она подавила этот порыв, напомнив себе: для капитана она — юноша. Она высвободилась из его рук и пробормотала:
— Ваши бриджи лежат в дубовом сундучке — там, куда вы сами велели их положить.
— Ах да, — сказал он довольно беззаботно, но в его глазах появилось ироничное любопытство. — С тобой все в порядке. Ник? — неожиданно спросил он.
Николь быстро нашлась:
— Все хорошо, капитан. Просто меня немного укачало на волнах.
Она облегченно вздохнула, когда он наконец отвел испытующий взгляд и жестом отпустил ее.
Николь не почувствовала бы такого облегчения, если б заметила, с каким недоумением он поглядел ей вслед. Что происходит с этим парнем, думал Сэйбер. В последнее время Ник явно чувствует себя не в своей тарелке, и хотелось бы знать почему. В конце концов капитан решил расспросить Хиггинса, который всегда был в курсе всех проблем, возникавших в экипаже. При воспоминании о тех годах, которые они бок о бок провели с Хиггинсом, капитан улыбнулся.
Они сблизились в ту пору, когда Сэйбер вопреки своей воле оказался в негостеприимных объятиях Британского Королевского флота. Первые месяцы службы показались ему кромешным адом, несмотря на заступничество более старшего и опытного Хиггинса. Впрочем, и Хиггинс не мог предотвратить многих неприятностей, но только его хладнокровие и здравый смысл помогали Сэйберу сносить все тяготы службы и при этом не потерять рассудок. Однако человеческому терпению есть предел. Сэйбер в конце концов решился на побег. Неожиданно Хиггинс последовал за ним. Правда, теперь они поменялись ролями — Сэйбер проявлял инициативу, а Хиггинс позволял собой руководить. На свете мало нашлось бы мужчин и практически ни одной женщины, которым Сэйбер теперь доверял. Хиггинс был одним из них. Другим таким человеком, ко всеобщему удивлению, оказался негр, бывший раб, по имени Сандерсон.
Когда они с Хиггинсом вскоре после своего побега повстречали Сандерсона, он тоже переживал не лучшие времена. Он был выставлен на продажу на невольничьем рынке в Новом Орлеане. Предыдущий хозяин желал избавиться от неблагонадежного раба, проявившего строптивость и непокорность. Они случайно в то жаркое утро забрели на невольничий рынок, и на Сэйбера, еще не забывшего о своих унижениях, произвел сильное впечатление могучий черный великан, с гордым презрением носивший тяжелые кандалы. Они собрали свои последние деньги и сделали эту неожиданную покупку, оказавшись в результате почти без гроша и приобретя в собственность раба с дурной репутацией.
Странная троица уходила в тот день с невольничьего рынка — невысокий пожилой моряк, стройный широкоплечий молодой человек и угрюмый негр. Их путь лежал в кузницу, где Сэйбер, с отвращением окинув взглядом железные оковы, велел их разбить. Когда дело было сделано, он протянул негру купчую, добавил к ней свою последнюю золотую монету и объявил, что отныне тот свободен. С этого момента он приобрел такого преданного спутника, каким не мог бы быть ни один раб.
Сэйбер улыбнулся, потом отогнал воспоминания о прошлом и вышел к Хиггинсу. Мысли о Нике не давали капитану покоя, и он озабоченно спросил:
— Послушай, Хиггинс, ты не замечал ничего странного за Ником? В последнее время он смотрит на меня, как на чудовище, и я не могу понять почему.
Хиггинс не торопился с ответом.