И вдруг словно против его воли губы герцога коснулись ее губ.
Какое-то мгновение Олетта не могла поверить в происходящее, а потом почувствовала, что из ада страха она вознеслась в рай блаженства, равного которому никогда не испытывала.
Когда герцог завладел ее губами, она поняла, что именно этого ждала и желала с того самого момента, когда приехала в Гор, и что она влюбилась в герцога, едва увидев его.
Всякий раз, как он говорил с ней или приближался к ней, она всем существом ощущала его присутствие и тянулась к нему, побуждаемая, как она только теперь поняла, любовью. Да, это была любовь, которая проснулась в ней в миг поцелуя, и теперь Олетта знала, что всецело принадлежит герцогу, а он заменяет для нее весь мир.
Она ни о чем не думала и ничего не пыталась понять. Она знала только, что всем существом тянется к чему-то прекрасному, великолепному, звучащему в ушах божественной музыкой.
Олетта почувствовала, как руки герцога сжали ее еще крепче, а его губы, до этого мягкие, стали требовательными и настойчивыми. Она подумала, что теперь он всецело завладел ею и ей остается только дать ему все, что он пожелает.
— Дорогая моя, ненаглядная! — прошептал герцог. — Я пытался перебороть себя с первой минуты, как только увидел тебя.
— Это правда… ты чувствовал себя… так? — едва слышно спросила Олетта.
— Когда я вошел сюда и впервые увидел тебя, — сказал герцог, — я понял, что в жизни не видел никого красивее.
— А… потом?
— Я знал, что нашел то, что так долго искал, но не надеялся обрести. И тут появилась ты, такая же, как сейчас, прекрасная, ни на кого не похожая…
— И я… думала то же самое о тебе…
— Я и в самом деле не такой, как другие! — с неожиданной твердостью произнес герцог. — Я отличаюсь от них тем, что у меня есть ты. Ты моя! Я знаю это, как знаю, что я дышу и живу!
Он вновь начал целовать ее, страстно и властно, и Олетта дрожала всем телом — но не от страха, а от наслаждения, огнем бежавшего по ее жилам. Ей казалось, что она только сейчас ожила и увидела, что мир совсем не похож на тот, к которому она привыкла.
— Я… люблю… тебя! — произнесла она много позже, когда почувствовала, как сердце герцога бьется у ее сердца.
Герцог не ответил. Он поднял ее на руки и отнес на диван, стоящий у гаснущего камина. Он сел и, качая Олетту, словно ребенка, провел губами по ее мягкой коже, по оцарапанной щеке, целуя глаза, маленький прямой нос и снова губы.
— Я люблю тебя! — низким голосом произнес он. — Я тебя обожаю. Только теперь я понял, что никогда и ничего не желал так сильно, как желаю тебя.
— Этого не может быть, — прошептала Олетта.
— Почему? — удивился герцог. — Должно быть, мы знали, что судьба сведет нас, и ничего нельзя с этим поделать.
— А ты хотел бы… хотел бы этого избежать? — тихо спросила Олетта.
— Во всем мире, кроме тебя, для меня никто не существует, — ответил он и снова начал ее целовать. Он целовал ее до тех пор, пока она не почувствовала пламени, разгорающегося в нем, и не ощутила в себе ответную огненную волну.
Поцелуи герцога участились, и Олетта, немного испугавшись, протестующе вытянула руки. Герцог поднял голову.
— Я напугал тебя, дорогая? — виновато спросил он. — Прости, но я не могу словами выразить, что ты для меня значишь. Это какая-то странная и необъяснимая магия.
— Я рада, так счастлива! — прошептала Олетта. — Я не знала, что поцелуи могут быть такими приятными… и великолепными!
— Тебя никогда никто не целовал? Олетта улыбнулась и покачала головой.
— Дорогая моя, судьба велела мне быть первым мужчиной в твоей жизни, точно так же, как и первым, кому ты будешь принадлежать.
Он помедлил и добавил:
— Я прожил на Востоке слишком долго, чтобыне понять, что это не первая наша встреча.