И все же он хотел знать наверняка, что она добралась до дома, что не попала в беду,
И самое главное, он нестерпимо хотел вновь увидеть се.
— Маркиз проснулся и зовет вас, милорд.
Доминик кивнул своему слуге Персивалю Нельсону, седому старичку, слепому на один глаз и несколько глуховатому. Маркиз собирался отправить слугу на содержание уже несколько лет назад, но Доминик знал, как трудно будет старику, представителю уже третьего поколения слуг, живущих в замке, смириться с этим. Вопреки желанию отца он позволил старику остаться и тем заслужил его преданность.
— Иду, — откликнулся Доминик. Вот уже две недели маркиз пребывал в забытьи. Вчера он пришел в себя и позвал сына.
Каждый разговор между отцом и сыном заканчивался горячим спором о будущем поместья и титула — старый маркиз требовал, чтобы сын женился. Доминик, вспоминая о матери, о ее страданиях из-за жестокости этого человека, упорно стоял на своем, говоря отцу, что тот просит о невозможном.
Доминик вошел в просторную спальню, отделанную в бледно-голубых тонах, и увидел отца — глаза у него запали, вокруг глазниц легли синие тени, щеки ввалились. На фоне белого покрывала его руки казались алебастрово-бледными, а ведь в молодости он был почти так же смугл, как Доминик.
— Мой сын пришел, — произнес маркиз неожиданно сильным голосом, — помогите мне кто-нибудь сесть!
Слуги подняли его. Пусть тело маркиза было бессильно, о глазах пылала решимость.
— Ну? — произнес маркиз.
— Что «ну», отец? Не передумал ли я насчет этой девчонки Каммингов? Я уже сказал, что ее приданое меня не интересует. Так же, как и ваше наследство. Я не женюсь на ней. Ни сейчас, ни потом.
— Почему? Объясни, по крайней мере. Ее деньги удвоят состояние Грэвенвольдов. Твой долг как наследника сделать выгодную партию для семьи.
Старик не убеждал, а приказывал.
— Ты знаешь, почему я отказываюсь. Мы уже много раз говорили об этом.
— Потому что ты до сих пор мстишь? Мстишь за мать? Все эти твои причуды — полнейшая глупость. — Кровь прилила к щекам старика. — …Мы оба знаем о моих ошибках. Мне нужно было лучше обращаться с тобой, проследить за тем, чтобы тебя не обижали. Но все это в прошлом. Впереди у тебя вся жизнь, жизнь богатого человека. У тебя будет все, что могут дать человеку деньги и власть. Я прошу одного — позаботиться о будущем Грэвенвольда.
Старик закашлялся. Доминик не отрывал взгляда от лица маркиза. Как всегда, оно сохраняло своевольно-упрямое выражение. По-прежнему для него не существовало ни других людей, ни иных мнений.
— Нет, — ответил сын.
Отец откинулся на подушки.
— Ты трудный человек, Доминик, но не дурак. Женись. Дай мне умереть спокойно.
«Спокойно», — с горечью повторил про себя Доминик. Знала ли покой его мать? Ее угораздило влюбиться в маркиза, когда пиндары остановились в его фамильном владении в Йоркшире. Она провела с ним ночь и родила сына. Через год она допустила еще большую глупость. Вернувшись в Англию, она рассказала своему возлюбленному о его сыне, показала ему родинку на теле мальчика — Крест Эджемонтов, маленький пурпурный знак в виде полумесяца, отметину, передаваемую Эджемонтами из рода в род на протяжении уже шести поколений.
Глупышка, она думала, что он возьмет их к себе и они будут вместе. Но маркиз отказался признать сына и прогнал цыган со своих земель. Для Персы это было страшным ударом. Она, конечно, понимала, что маркиз на ней не женится, но она верила, что он ее любит, что он будет гордиться их ребенком.
— Покой и понимание ты найдешь лишь в одном обществе — твоего создателя, дьявола. Я тут ни при чем.
Маркиз побагровел от гнева.
— Убирайся! — проскрежетал он, указав трясущимся белым перстом на дверь.