Впрочем, ей не было жаль жестокого скотоподобного мужлана, с которым пришлось жить мальчику. Кэтрин смотрела на красивый наряд ребенка — ладный, из дорогой ткани, на тщательно начищенные туфли. Очевидно, Доминик решил оставить мальчика у себя.
— Я так рада. Я боялась, что мне здесь будет совсем одиноко. А оказывается, здесь ты.
Янош сдвинул темные брови.
— Мне надо учиться. На это уходит много времени. Но у тебя будет Доминик. С ним бывает очень весело.
Кэтрин с трудом удержалась, чтобы не усмехнуться. Доминик едва ли захочет ее веселить. Скорее, он всегда будет с ней так же угрюм и холоден, как был с момента их свадьбы. Если только…
— Я учусь читать, — гордо сообщил Янош.
— Это прекрасно.
— Может быть, я однажды вернусь в табор и стану учить других.
— Думаю, это прекрасная мысль.
Мальчик сильно повзрослел с тех пор, как Кэтрин видела его в последний раз.
— Ты скучаешь по табору?
— Я скучаю по ребятам. Здесь мне не с кем играть.
— Как же так? У слуг есть дети — их должно быть довольно много в округе.
Слишком поздно она заметила болезненную гримасу на лице Яноша.
— Боюсь, они еще не совсем привыкли к мальчику, — вставил слово слуга. — Он не такой, как они, вы же знаете. Им надо привыкнуть друг к другу.
— Они никогда меня не полюбят, — сказал Янош. — А я никогда не полюблю их,
— Но, Янош…
— Мне надо идти, Катрина… я хотел сказать, леди Грэвенвольд. — Малыш обернулся к Персивалю. — Мистер Рэйнольдс будет сердиться.
— Это учитель мальчика, — пояснил слуга.
Кэтрин пожала ребенку руку.
— Зови меня, пожалуйста, Катриной, хотя бы когда мы будем одни.
Янош улыбнулся.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Отлично. А теперь иди. Мы еще поговорим позже.
Взяв Персиваля за руку, мальчик повел старика в холл. Кэтрин подумала о том, что еще неизвестно, кто из них кого опекает.
Думая о Яноше, Кэтрин нахмурилась. Ничего удивительного, что маленький цыганенок не ладил с остальными детьми. Надо учить их терпимо относиться друг к другу. Надо, чтобы они были равны. Образование — вот решение многих проблем. Эту истину она поняла, работая в школе. О школе надо будет поговорить с мужем.
Ничего, пусть поупорствует, но в конце концов Кэтрин выбьет себе право на собственное дело.
И Кэтрин улыбнулась.
Глава 20
Последний ком земли упал на холм на краю котлована. Доминик расправил затекшие плечи и откинул в сторону тяжелую лопату. Спина его взмокла от пота. День близился к закату. Всех рабочих он отпустил, и уже больше часа работал один.
Достав носовой платок, он вытер со лба пот. Он здорово вымотался — ну и что, тем лучше, зато работа держала его подальше от дома, подальше от Кэтрин.
Хорошо, что его тело страдает — так он меньше будет думать о другом теле, теле той, что поселилась с ним под одной крышей.
Доминик натянул рубаху и пошел к лошади. Вскочив в седло, он поскакал к дому.
— Добрый вечер, ваша милость.
— Добрый вечер, Родди.
— Леди Грэвенвольд вас искала.
— Что-то случилось? — встревожился Доминик.
— Нет, сэр, просто вас так долго не было, что она начала волноваться.
— Спасибо, Родди. Я постараюсь объяснить ей, что я часто работаю допоздна.
«И собираюсь работать впредь», — добавил он про себя.
— Она очень приятная леди, — улыбнулся слуга. — И хорошенькая.
«Более чем хорошенькая», — подумал Доминик, но сделал вид, что не услышал.
— Пусть Чаво накормят получше, у него сегодня был трудный день.
Все лошади в Грэвенвольде носили цыганские имена, хотя никто не догадывался о происхождении их кличек. Доминик хранил секрет, но, тоскуя по матери, друзьям, хотел хоть иногда слышать родные имена.
Доминик шел к дому. Зачем он мог понадобиться Кэтрин? С самого дня свадьбы они старательно избегали друг друга.