Потом Медина подумала, что они будут проезжать через Сабею и, возможно, маркиз найдет там дополнительный источник вдохновения.
Сама она не сомневалась, что это самая необычная и одухотворенная страна из всех, что ей довелось повидать.
Тяжело вздохнув, Медина отнесла рукопись вниз и отдала ее Селиму.
— Ты позаботишься, чтобы она не потерялась? — с тревогой спросила она.
— Я пошлю ее в Аден с одним из моих доверенных людей, — пообещал Селим. — Он отдаст ее британскому консулу, а консул — благородный человек, и к тому же, как твой отец говорил мне, один из его поклонников.
— Ты сообщишь консулу, что… отец умер? — нерешительно спросила Медина.
— Да, и попрошу отправить известие в Англию. Ваши родственники имеют право узнать о его смерти.
— Наверное, — уступила Медина. — Но только не говори, что я с тобой.
— Не скажу, если ты этого не желаешь, — ответил Селим.
— Нет! — воскликнула Медина. — Сейчас я — Али и понятия не имею, где Медина Тевин.
— Да будет так, — согласился Селим.
Он взял рукопись и бережно убрал ее в ящик стола.
Часом позже караван из двенадцати верблюдов и двух дромадеров, на которых ехали маркиз и Медина, медленно двинулся из города Каны.
В порту разгружались несколько небольших судов, идущих через Аравийское море из Индии.
Кузнец разжигал горн, довольный тем, что получил долгожданный заказ с одного из кораблей, что ночью вошли в порт.
Мальчишки, пасущие коз на склонах холмов, с любопытством смотрели вслед каравану.
Верблюды были нагружены тюками с ладаном, который маркиз, как предполагалось, привез из Дофара, а также с тем, что он купил в Кане.
Дромадеры опустились на колени, и Медина с маркизом удобно устроились в широких седлах.
Потом, еще раз попрощавшись с Селимом, они поехали вслед за караваном по кривым улочкам Каны.
С моря дул легкий бриз, и маркиз старался не думать о палящем солнце и зное, который наступит днем.
Предчувствие чего-то необычного и великого вновь омыло маркиза, подобно приливной волне.
Они ехали по Тропе благовоний, которая должна была привести их от Аравийского моря к Средиземному.
Внезапно маркиз подумал, что из всех его начинаний это самое смелое.
И еще он подумал, что в случае неудачи потеряет гораздо больше, чем просто возможность выиграть пари.
Это будет равносильно утрате частицы души.
И он сказал себе, как истинный араб: «кейр иншалла»— «если будет на то милость Аллаха».
На ночлег они остановились, разбив лагерь на холме, где было не так жарко.
Маркиз слегка удивился, заметив, что Али поставил палатку на самом высоком месте, но решил, что юный араб тем самым хочет неявно напомнить всем, что он сын шейха, и показать, что он не слуга того, кто платит за караван, и его положение ничуть не ниже, чем положение маркиза.
Hyp оказался замечательным поваром, и кушанья, приготовленные им, привели маркиза в восторг.
Ему даже не верилось, что в таких условиях можно готовить такие вкусные вещи.
Что касается Медины, то она ничуть не удивилась, потому что давно это знала.
За едой маркиз и Медина беседовали, как это сделали бы любые два человека в любой части света.
Маркиз был поражен тем, что Али так много знает о Европе, и особенно о Греции, где сам он был только один раз.
Разумеется, теперь античность в его представлении была тесно связана с ладаном.
Медина весьма развеселила маркиза, рассказав ему историю о Менекрате.
Это был врач, у которого хватило наглости сравнить себя с Зевсом.