На каком-то повороте Джереми притормозил, встал на обочине, вышел, поднял капот. Машина, шедшая сзади вплотную, обошла нас и остановилась тоже; из неё вышли двое: массивный толстяк с гаечным ключом и худощавый в плаще. “Взаимопомощь”, — подумал я. И даже упрекнуть себя успел: вот, мол, осуждал их обычай, думал, что тут каждый за себя, плавай на свой риск, выбирайся как можешь. А Джереми встал на обочину, и тут же ему спешат на помощь.
И тут я увидел, что Джереми поднял руки вверх, а толстяк хлопает его по карманам — так оружие ищут обыскивающие.
— Руки вверх! — крикнул Джереми мне. — Это гангстеры. Стреляют без предупреждения.
Позже я спрашивал себя, почему я сдался так безропотно, не пытался ни удрать, ни сопротивляться. В такие моменты не успеваешь рассудить, действуешь инстинктивно, чувства диктуют. Я чувствовал себя неуверенным гостем в чужой стране. Меня вёз хозяин. И если он, хозяин, поднял руки вверх, видимо, так и полагается. Таков обычай.
Но хотя Джереми руки поднял, всё-таки его стукнули по голове ключом. Мне показалось, что стукнули не очень сильно, однако он свалился разом, как тренировочный мешок, я бы сказал: с готовностью свалился. Толстяк подхватил его за шиворот и поволок в свою машину. Тощий, в плаще, сел на место Джереми за руль. Откуда-то появился ещё один — с перебитым носом, как у бывшего боксёра. Он плюхнулся на заднее сиденье и дуло автомата упёр в мой затылок.
— Только без глупостей, парень, — буркнул он. — Руки вверх держи.
Машина рванулась с места и понеслась вперёд. Мчалась минут десять, потом резко развернулась и помчалась назад, кажется, по той же дороге. Ещё минут десять неслась, а может быть, одну минуту. Когда холодная сталь у тебя на затылке, минуты кажутся очень длинными. Потом мы свернули с асфальта и по ухабистому спуску поползли куда-то вниз. Что я ощущал? Ни гнева, ни досады, ни страха. Почему-то все чувства подавило любопытство. Везут меня неведомо куда, будут требовать неведомо что. И надо будет мне, обыкновенному негероическому гражданину, проявлять достоинство и стойкость, как экипажу судна, захваченного пиратами. р
Сумею ли я проявить стойкость? Даже любопытно. Что-то будет?
Был мордобой.
— Дай ему, чтобы не сопел, — сказал главарь.
И массивный толстяк, тот, что волок инспектора за шиворот, как котёнка, размахнулся кулачищем…
Половину ночи шёл я к этому финалу. Сначала меня везли на машине по каким-то ухабам, потом высадили, завязали глаза, руки скрутили за спиной и, уперев автомат меж лопаток, повели куда-то вниз по каменистой дорожке. Очень сложно ходить по перекатывающимся камешкам с завязанными глазами. Через некоторое время послышался плеск, запахло гниющими водорослями и солёной водой — букетом моря. Я подивился, как же это мы ухитрились попасть к морю. Выехали из Монреаля как будто на запад, а море лежит на востоке. Стало быть, я оказался южнее Квебека. Или есть солёные озера внутри страны? Что-то не припомню.
Все так же направляя дулом автомата, меня втолкнули на какую-то площадку, шаткую и сырую. Я тут же повалился на мокрые доски. Вокруг плескало и брызгало. Зататакал мотор, шлёпать и брызгать стало сильнее, доски мои заплясали… и плясали ещё часа два. А может быть, и тут я преувеличиваю время. Минуты очень длинны, когда тебя с завязанными глазами везут на моторном ботике неведомо куда.
Я все думал: сумею ли выдержать характер? Готовил возмущённые речи, не без труда составляя длинные английские фразы в уме. В конце концов решил, что самое убедительное — быть кратким. Надо твердить одно: “Я иностранец. Я гражданин Советского Союза. Я требую, чтобы меня доставили в консульство”. Вот и все.
Наконец пляска на волнах прекратилась, судёнышко заскользило по тихой воде. Послышались выкрики, относящиеся к причаливанию: “Держи! Крепи! Сюда кидай, разиня!” Стукнули сходни. Ведомый все тем же дулом, я с трудом выбрался на неподвижный настил. Пахло бензином, масляной краской, свежей ночной листвой, вермутом и почему-то женскими духами. Я подумал, что буду иметь дело с какими-то мелкими преступниками — с контрабандистами, возможно. Едва ли тут политическое похищение. Политические ловушки пахнут мокрыми шинелями и крепким табаком. Не духами, во всяком случае.
И когда мне развязали глаза, я увидел, что действительно нахожусь в частном доме, в большой комнате, которая в Канаде считается за полторы (там даже в объявлениях пишут: “Сдаётся квартира, в 1