– А кто придёт? – спросил Сэм Хьюстон.
– Локеты, Лонгоры, мисс Браун, преподобный Гудекер, миссис Гудекер. И мисс Минерва Гудекер, – ответила мама, не отрывая взгляда от ножа для масла.
Ой! Гарри тоже внезапно заинтересовался ножами. Он изучал свой нож, как будто никогда не видел ничего подобного. Я затаила дыхание. Что же делать? Осталось три дня. Придумаю что-нибудь, успокаивала я себя. Буду размышлять, как Наполеон в походной палатке перед битвой.
На следующий день, сталкиваясь с Гарри на лестнице, я натянуто улыбалась. Он оставался невозмутим. Не сердится больше? Я решила считать это добрым знаком.
Наступила пятница, а у меня всё ещё не было плана. Зато я помыла голову. Когда волосы высохли, я уселась перед зеркалом и принялась уныло отсчитывать сто взмахов щёткой. Потом надела батистовое платье – самое нарядное. Ботинки, в которых я выступала на музыкальном вечере. Повязала голубую ленточку – Гарри всегда говорил, что мне идёт этот цвет. Спустилась вниз. Гарри выглядел молодцом и благоухал сразу и лавандовой помадой, и гвоздичной туалетной водой. Радость кипела в нём, он даже соизволил мне улыбнуться. Мы выстроились в холле по росту. Сэм Хьюстон поморщился, когда учуял ароматы, исходящие от старшего брата. Тут появилась мама в своём лучшем платье – зелёном, шёлковом, с небольшим шлейфом. Шлейф тихонько шуршал при каждом шаге. Мама внимательно осмотрела нашу обувь, наши зубы и ногти.
– Ради бога, Кэлпурния! Стой прямо, не горбись. Джим Боуи, с такими ногтями гостей не встречают. Ты что, в земле ковырялся? Кэлпурния, отведи его вымыть руки.
Я отвела младшего братишку в ванную, довольная, что нашла себе занятие. Пока я оттирала ему руки, Джей Би вдруг спросил:
– Гарри женится?
Я вздрогнула и уронила щётку.
– С чего ты взял?
– Слышал, как мама так сказала. Он теперь уедет?
– Надеюсь, что нет.
– Я тоже.
Я возилась с ним, пока не пришли первые гости. Мы снова выстроились в шеренгу перед входной дверью. Вошла мисс Браун, я пожала ей руку и нырнула в преувеличенно глубоком реверансе. Похоже, я перестаралась, старая перечница фальшиво улыбнулась и сказала:
– Здравствуй, Кэлпурния. Ты как всегда очаровательна.
Она так сжала мне руку своей мускулистой клешнёй, что я взвизгнула, как щенок, которому наступили на лапу.
Чудесное начало вечера, а ведь мисс Минерва Гудекер ещё даже не появилась.
Я обносила гостей копчёными устрицами на серебряном блюде. Виола велела мне считать, сколько съедят братья. Это оказалось нетрудно – младшие взяли по одному лоснящемуся серому комочку и в ужасе отбросили. Ни за какие деньги они это в рот не возьмут. Гарри неотрывно наблюдал за входной дверью из укромного местечка между гостиной и прихожей. Как же можно пропустить появление главных гостей! А вот и дедушка. Борода подстрижена, волосы напомажены. В бутоньерке – красная роза. Выглядит безукоризненно, если не считать побитый молью сюртук.
Появилось семейство Лонгоров, и Тревис сразу же потащил детей на конюшню показывать новых котят. Я оглянулась на свою собственную семью, и меня затопила волна нежности. Простодушно, ничего не подозревая, играли они свои роли. Я бы хотела остановить это мгновение, сложить, запечатать, спрятать, навсегда сохранить в памяти. В любую секунду всё может измениться.
Гарри в сотый раз проверял причёску и галстук перед зеркалом. Я глянула в окно. Мистер Гудекер как раз привязывал лошадей. Гарри кинулся к двери, чтобы помочь двум женщинам выйти из коляски. Одна дородная, другая худая. Гарри предложил руку худой – гарпии. Они шли, склонившись друг к другу, о чём-то говорили, чему-то улыбались. Между ними была тайна, в которой никому из нас не было места. Родители встречали гостей в дверях. Я услышала лёгкий светский разговор, взаимные представления. Потом мама пригласила всех в гостиную. Надо отдать маме должное: держалась она на удивление спокойно и бодро, лучше, чем можно было ожидать в таких обстоятельствах. Может, выпила лишнюю ложку тонизирующего средства.
Вот и Она! Выше, чем я думала, и стройнее. В вычурном розовом платье с бесчисленными гагатовыми пуговицами. Длинная шея, надутые губки, глаза навыкате, пышные волосы. Знакомясь, она с показным треском раскрыла розовый с блёстками веер.
Я собиралась сбежать на кухню, но Гарри заметил меня и поманил к себе.
– Мисс Гудекер, могу я представить вам мою сестру Кэлпурнию Вирджинию Тейт? Кэлли, это мисс Минерва Гудекер.
Розовый веер рассекал воздух, как крылья гигантской бабочки. Она взглянула на меня и залилась смехом.
– Ты прелестная девочка, Кэлпурния. И очень талантливая. Я слышала твоё выступление на концерте.
Она игриво ткнула меня в щёку сложенным веером. Капельку слишком сильно. Это мне в наказание? Теперь целый вечер терпеть?
– Здравствуйте, мисс Гудекер, приятно познакомиться, – только и сумела я выдавить.
– О, я уверена, мы станем друзьями. Гарри, где
До дна очами пей меня,
Как я тебя – до дна.
Иль поцелуй бокал, чтоб я
Не возжелал вина.[6]
Во время этого отвратительного представления я заметила, что дедушка смотрит на неё как загипнотизированный. Это страшно меня расстроило. Мало ей Гарри, так надо пленить всех, кто для меня важен.
Потом Гарри исполнил «Проснись, красавица», а мисс Гудекер строила ему глазки. Гнусная мисс Браун вытащила меня к фортепьяно и заставила играть пьесу с концерта. У меня разболелась голова, и я с застывшей улыбкой кое-как отбарабанила положенное и сбежала на кухню, чтобы выпросить у Виолы таблетку от головной боли.
– Как она тебе? – спросила Виола. – Из кухни не разберёшь. Вроде не очень. Зато мистер Гарри-то как хорош!
– Это кошмар, Виола. Говорит только о тряпках.
– Это всегда интересно, – возразила Виола.
– Нет, если ты не можешь говорить ни о чём другом.
– И то правда. И поёт не очень. Как твоя мама это выдерживает?