Мы этого не допустим, мы, женщины. Мы поднимем на ноги мужей, знакомых, все власти; мы его устроим. Надобно, чтобы ничто не мешало нам любоваться на него. Бедность! Фи! Мы ничего не пожалеем, чтобы… Нельзя! Нельзя! Красивые молодые люди так редки..
Глумова . Кабы все так думали…
Мамаева . Все, все. Мы вообще должны сочувствовать бедным людям., это наш долг, обязанность, тут и разговаривать нечего. Но едва ли вынесет чье-нибудь сердце видеть в бедности красивого мужчину, молодого. Рукава потерты или коротки, воротнички нечисты. Ах, ах! ужасно, ужасно! Кроме того, бедность убивает развязность, как-то принижает, отнимает этот победный вид, эту смелость, которые так простительны, так к лицу красивому молодому человеку.
Глумова . Все правда, все правда, Клеопатра Львовна!
Явление третье
Глумова ,Мамаева ,Мамаев .
Мамаев . А, здравствуйте!
Глумова . Я уж не знаю, кому на вас жаловаться, Нил Федосеич!
Мамаев . А что такое?
Глумова . Сына у меня совсем отбили. Он меня совсем любить перестал, только вами и грезит. Все про ваш ум да про ваши разговоры; только ахает да удивляется.
Мамаев . Хороший мальчик, хороший.
Глумова . Он ребенком был у нас очень удивителен.
Мамаева . Да он и теперь почти дитя.
Глумова . Тихий, такой тихий был, что удивление. Уж никогда, бывало, не забудет у отца или у матери ручку поцеловать; у всех бабушек, у всех тетушек расцелует ручки. Даже, бывало, запрещаешь ему; подумают, что нарочно научили; так потихоньку, чтоб никто не видал, подойдет и поцелует. А то один раз, было ему пять лет, вот удивил-то он нас всех! Приходит поутру и говорят: «Какой я видел сон! Слетаются ко мне, к кроватке, ангелы и говорят: люби папашу и мамашу и во всем слушайся! А когда вырастешь большой, люби своих начальников. Я им сказал: ангелы я буду всех слушаться…» Удивил он нас, уж так обрадовал, что и сказать нельзя. И так мне этот сон памятен, так памятен…
Мамаев . Ну, прощайте, я еду, у меня дела-то побольше вашего. Я вашим сыном доволен. Вы ему так и скажите, что я им доволен.(Надевая шляпу.) Да, вот было забыл. Я знаю, что вы живете небогато и жить не умеете; так зайдите ко мне как-нибудь утром, я вам дам…
Глумова . Покорно благодарим.
Мамаев . Не денег — нет; а лучше денег. Я вам дам совет относительно вашего бюджета.(Уходит.)
Явление четвертое
Мамаева иГлумова .
Глумова . Довольны, так и слава богу! Уж никто так не умеет быть благодарным, как мой Жорж.
Мамаева . Очень приятно слышать.
Глумова . Он не то что благодарным быть, он может обожать своих благодетелей.
Мамаева . Обожать? Уж это слишком.
Глумова . Нет, не слишком. Такой характер, душа такая. Разумеется, матери много хвалить сына не годится, да и он не любит, чтобы я про него рассказывала.
Мамаева . Ах, сделайте одолжение! я ему ничего не передам.
Глумова . Он даже ослеплен своими благодетелями, уж для него лучше их на свете нет. По уму, говорит, Нилу Федосеичу равных нет в Москве, а уж что про вашу красоту говорит, так печатать, право, печатать надо.
Мамаева . Скажите пожалуйста!
Глумова . Какие сравнения находит!
Мамаева . Неужели?
Глумова . Да он вас где-нибудь прежде видал?
Мамаева . Не знаю. Я его видела в театре.
Глумова . Нет, должно быть, видал.
Мамаева . Почему же?
Глумова . Да как же? Он так недавно вас знает, и вдруг такое…
Мамаева . Ну, ну! Что же?
Глумова . И вдруг такое родственное расположение почувствовал.
Мамаева . Ах, милый мальчик!
Глумова . Даже непонятно. Дядюшка, говорит, такой умный, такой умный, а тетушка, говорит, ангел, ангел, да…
Мамаева . Пожалуйста, пожалуйста, говорите! Я, право, очень любопытна.
Глумова . Да вы не рассердитесь за мою глупую откровенность?
Мамаева . Нет, нет.
Глумова . Ангел, говорит, ангел; да ко мне на грудь, да в слезы…
Мамаева .