Через многочисленные стрелки, мимо мелькающих просветов товарных составов поезд забирал вправо, быстро проходя пассажирскую станцию. Над крышами стоявших вагонов проплыли надстройка вокзала и длинные выпуклые кровли перронов. Поезд выскочил на узкую насыпь, которая правильной кривой огибала неожиданно широкий луг у самого края города. За лугом соломенные крыши белых хат. Но снова стрелки дернули поезд, и он более осторожно начал втягиваться в широкую сеть товарных путей. Хат уже не было, на горе стояли и смотрели на поезд красные, серые, розовые дома города.
Ванда зашевелилась на брезенте, села, отвернула лицо к городу. Поезд вошел в узкую длинную перспективу других товарных поездов, очень медленно продвигался между ними.
Игорь задумался, глядя на проплывающую замасленную поверхность станционного полотна.
Сзади него что-то глухо стукнуло. Игорь быстро обернулся. На их платформе стоял, выпрямляясь после трудного прыжка и внимательно разглядывая их, стрелок железнодорожной охраны. Ванда неслышной тенью слетела с платформы.
— Это ты — Игорь Чернявин?
— Я.
— Ага! Тут у нас телеграмма… Ты получил сто рублей по подложному переводу?
Игорь влепил в стрелка восхищенным взглядом:
— Ой, и народ же быстрый! Получил, представьте! Я отказывался, понимаете…
Стрелок ухмыльнулся, кивнул:
— Идем.
Игорь почесал нос:
— Ах ты, черт! Жалко, Ванька, с тобой расставаться. Хороший ты человек! И Ванда… Вы понимаете, товарищ стрелок, некогда мне.
Ваня растерялся:
— А… куда ты?
— Я? Именем закона… арестован.
— За что?
— За бабушку.
— Идем, идем, — повторил стрелок и тронул Игоря за плечо.
Игорь взялся за борт платформы, готовясь спрыгнуть. Оглянулся на Ваню:
— А ты, Ванюшка, иди в колонию. Здесь, говорят, приличная. Имени Первого мая.
Он спрыгнул. За ним спрыгнул стрелок. Опершись руками о колени, Ваня смотрел им вслед. Он еще не мог вместить в себя это горе.
Из-за трактора вышел Рыжиков. Он улыбнулся злорадно.
— Будьте добры! Присылают записочку: дорогой Игорь, пожалуйста, возьмите сто рублей! Чистая работа! А Ванда где?
Ваня ответил испуганно:
— Не знаю.
7. На своей улице
— Куда ты пойдешь? — спросил Рыжиков, когда они подошли к остановке трамвая возле товарной станции.
Улица здесь была булыжная, покрытая угольной пылью. Из-под копыт и колес поднималось видимо-невидимо воробьев. У трамвайной остановки стояла очередь. У многих людей ботинки требовали чистки. Ваня не успел ответить: к нему подошел человек в форменной тужурке. Он добродушно кивнул к забору:
— Почистишь, что ли?
— Вам черной?
— Черной, а как же. А то к начальству нужно, а ботинки…
Ваня осмотрелся, сесть было не на чем. Подальше он увидел старое деревянное крыльцо.
Человек, собирающийся к начальству, молча кивнул. Ваня побежал вперед, чтобы все приготовить. Когда клиент подошел, Ваня уже набирал мазь на одну из щеток…
— Э, нет. Ты раньше пыль убери.
Ваня приступил к работе. Рыжиков уселся повыше на том же крыльце и молча рассматривал улицу.
— Сколько тебе?
— Десять копеек.
— А сдача у тебя есть? С пятнадцати?
Ваня полез в карман. У него оказалось только четыре гривенника.
— Не рассчитаемся так. Ну, бог с тобой, бери лишний пятак, — сказал клиент.
Не успел клиент отойти, подошла девушка, попросила почистить туфли, потом — красноармеец. Красноармеец спросил:
— Сколько будет стоить, если вот сапоги?
Перед красноармейцем Ваня оробел. Он еще ни разу не чистил сапоги красноармейцам и не знал, сколько это стоит. Ваня поперхнулся.
— Де… десять копеек.
— Вот еще дурак, — прошептал Рыжиков, но красноармеец обрадовался, поставил ногу на подставку:
— Дешево берешь, малыш, дешево. У нас везде за сапоги двадцать копеек.
Ваня забыл спросить «вам черной?» Работал он сильно, действовал глазами, бровями и даже языком. Быстро чистить двумя щетками он еще не умел, одна щетка вырвалась у него из рук и далеко отлетела. Рыжиков громко захохотал, но щетки не поднял. Ваня сам, кряхтя, поднялся и побежал за щеткой.
Красноармеец дал Ване гривенник и сказал:
— Молодец. Дешево почистил, и блестит хорошо.
Он ушел, поглядывая на сапоги. У Вани заболели руки и спина. Опершись на локти, Ваня молча рассматривал улицу.
Дома на улице все были одинаковые, кирпичные, запыленные, двухэтажные. Между ними короткие заборы, а в заборах ворота. Почти у всех ворот стояли скамейки, на скамейках сидели люди и грызли семечки. Ваня вспомнил, что завтра воскресенье. По кирпичным тротуарам проходили люди по двое, по трое и разговаривали негромко.
Сзади открылась дверь, и скрипучий, неприятный голос спросил:
— А вам чего здесь нужно? Беспризорные?
Ваня вскочил и оглянулся. Лениво поднялся и Рыжиков. В открытых дверях стоял человек высокий, худой, с седыми усами:
— Беспризорные?
— Нет, не беспризорные.
— Чистильщик? Ага? А резиновые набойки у тебя есть?
В ящике у Вани было только две щетки и две банки черной мази. Ваня развел руками:
— Резиновых набоек нет!
— Хо! Чистильщик! Какой ты чистильщик! Ну, допустим! А этот чего?
Рыжиков недовольно отвернулся.
— Чего ты здесь? Ночи ожидаешь?
Рыжиков прохрипел еще более недовольно:
— Да никакой ночи… Вот… знакомого встретил.
— А… знакомого!
Старик запер дверь на ключ, спустился по ступенькам. Ткнул узловатым пальцем:
— Ты — марш отсюда. Вижу, какой знакомый.
— Да я сейчас пойду. Что, и на улице нельзя остановиться? Ты, что ли такие порядки выдумал? — Рыжиков чувствовал свою юридическую правоту, поэтому обижался все больше и больше.
Старик усмехнулся:
— Плохие здесь порядки, иди туда, где хорошие порядки. Я вот только в лавочку. Пока вернусь, чтоб тебя тут не было.
Он отправился по улице. Рыжиков проводил его обиженными глазами и, снова усаживаясь на крыльце, прогудел почти со слезами:
— Придирается! «Ночи ожидаешь»!
К ним подошел молодой человек и радостным голосом воскликнул:
— Какой прогресс! На нашей улице чистильщик! Да какой симпатичный! Здравствуй!
— Вам черной? — спросил Ваня.
— Черной! Ты всегда здесь будешь чистить?
Набирая мазь. Ваня серьезно повел плечами и сказал с небольшим затруднением:
— Всегда.
Этот клиент не спросил, сколько нужно платить, а без всяких разговоров протянул Ване пятнадцать копеек.
— Так сдачи нет.
— Ничего, ничего, я всегда буду платить тебе пятнадцать копеек. Мне только надо побыстрее.
Ваня опустил деньги в карман и снова начал рассматривать улицу. Приближался вечер, от этого на улице стало как будто чище. Ваню очень интересовал трамвай. Он много слышал об этой штуке, но никогда ее не видел, и теперь ему хотелось залезть в вагон и куда-нибудь поехать. Настроение у него было хорошее. В душе разгоралась маленькая гордость: все проходят и видят, что на крыльце сидит Ваня и может почистить ботинки.
Рыжиков сказал:
— Ваня, знаешь что? Ты мне дай пятнадцать копеек, ладно? А я тебе завтра отдам.
— А где возьмешь?
— Это я уже знаю, где возьму. Надо пойти пошамать.
Ваня вдруг почувствовал голод. Еще утром они съели на платформе остатки вчерашнего ужина.
— Пятьдесят копеек? А у меня есть сколько? У меня есть девяносто копеек. А, я и забыл про те деньги!
— Какие «те»?
— Игорь дал… бабушкины.
Вася развернул бумажку, посмотрел на нее грустно и спрятал обратно.
— Так дай пятьдесят копеек. Видал, сколько у тебя денег!
— Те нельзя, — сказал Ваня и дал ему сорок пять копеек, поделив пополам имевшуюся наличность.
Рыжиков взял деньги:
— А ночевать… я приду.
Ваня с тоской вспомнил: нужно еще ночевать. Почему-то мысль об этой необходимости до сих пор ему не приходила в голову. Он даже растерялся: