В эту минуту пальба раздалась столь явственно, что Хитано устремился на палубу, преследуемый Фазильо.
Ночь была совершенно темна, и окаянный, находясь под ветром у люгера Массарео, стрелявшего с противоположной стороны, мог приблизиться незамеченным; блеск выстрелов освещал только корпус корабля, по которому стреляли.
Окаянный, проплыв еще немного, велел погасить огни и лег в дрейф на полружейного выстрела от береговой стражи, которая палила, палила, и экипаж которой сбился в кучу на сетке. Явственно слышны были голос Яго и командование храброго Массарео.
— Клянусь небом! Эти собаки топят кузов другой тартаны, — воскликнул Фазильо, понизив голос и указывая Хитано на останки бедного судна, освещаемые каждым залпом и начинавшие погружаться. — Разобьем их, командир, разобьем!
— Тише, дитя мое, — отвечал окаянный и повел Фазильо в свою каюту, куда также приказал прийти и Бентеку.
Известно, что после мужественной экспедиции Яго, против судна, не имевшего никакого другого защитника, кроме невинного быка, — известно, что возвратясь на борт, знаменитый лейтенант «
Это блестящее воздушное явление было пересечено вдоль и поперек длинными пламенными бороздами, которые сверкали тысячью искр, свертывались снопами или ниспадали дождем золота, лазури и света. То были мириады горящих метеоров, которые, шипя, выбрасывали частую и быструю молнию ослепительной белизны.
И посреди этого огненного озера виднелся Хитано с его тартаной!
То был сам Хитано, окруженный своими неграми, безобразные лица которых уподоблялись бронзовым маскам, раскаленным в огне.
Хитано находился на палубе своего судна, в черной одежде, в своем черном токе с белым пером, со сложенными накрест руками, и верхом на своей лошадке, покрытой богатым пурпурным чепраком, грива которой, переплетенная золотыми снурками, опускаясь вниз, потрясала бантиками из кристаллов и дорогих каменьев, которые были связаны серебряными лентами.
Возле окаянного, опершись на шею Искара, стоял Фазильо, одетый также в черное платье и державший в руке длинный вороненый карабин; за ним Бентек и его черные, выстроенные в две линии, безмолвно окружали пушки, и легкий беловатый дым, поднимавшийся на равных расстояниях, показывал, что фитили были зажжены и орудия заряжены.
Ничто на свете не могло быть поразительнее этого зрелища, имевшего вид сатанинского явления, ибо глубокая тишина в экипаже окаянного, его неподвижность, это черное судно со своими свернутыми парусами, со своими тщательно сложенными снастями, казавшееся в глазах испанцев, которые не знали, что Хитано имел две тартаны, выплывшим со дна бездны среди волн света и лучей пламени, в ту самую минуту как они полагали его погибшим навсегда; это спокойное и холодное выражение лица окаянного, чей взгляд имел в себе нечто сверхъестественное, все это должно было привести в ужас несчастного Массарео и его подчиненных, которые видели в этом пиротехническом приключении одно только торжество Сатаны.
Голос окаянного загремел, и весь экипаж люгера, стоявший на коленях и как бы околдованный этим чудным зрелищем, бросился ниц на палубу.
— Ну, что! — сказал Хитано. — Ну, что, храбрый береговой страж, ты видишь, что ни огонь, ни вода не берет меня, и что каждое твое ядро исправило одно из повреждений моего судна. Ради Сатаны! скажи, приятель, захочешь ли вперед преследовать Хитано, будешь ли верить еще, что такие жалкие твари, как ты и твой экипаж, могут остановить бег того, кто противится дыханиям бурь и воле твоего Бога?..
Никто из экипажа люгера не отважился отвечать на эту дерзкую выходку.
— Но, сверкающим зрачком Молоха! вы не хотите отвечать? Так пусть этот капитан, так искусно починивший мою тартану, пусть этот мужественный капитан встанет, или я разобью это суденышко. В этом даю вам честное слово! И уверяю вас, приятели, что вы не сыщите, подобно мне, на дне океана услужливых демонов с огненными крыльями, которые, выйдя из пропастей пылающей лавы, где они волнуются, возьмут ваш люгер на свои широкие спины, чтобы вынести его на поверхность волн! Ибо свет, который вы видите, друзья, есть не что иное, как отблеск от их крыльев, расширенных ими на минуту. Еще раз! Встань, капитан, или я открою по твоему судну такой огонь, которого ни святая вода, ни заклятия не погасят, клянусь тебе!