Но это невозможно.
Это не для него. Он никогда не был нормальным человеком — и не будет.
Вы чертовски правы, — проговорил он низким, угрожающим голосом. — Не люблю, когда кто-то трется рядом.
Почему?
А это, леди, не ваше собачье дело! — рявкнул он. — Просто не люблю, когда ко мне подходят близко, и терпеть не могу, когда меня трогают руками! Так что держитесь от меня подальше, если не хотите, чтобы вам попало!
Волк снова зарычал на него: теперь в его рыке ясно слышалась угроза.
А ты, Тузик, заткни свою вонючую пасть! — рявкнул Зарек. — Еще что-нибудь от тебя услышу — и сегодня на ужин буду есть волчатину!
Саша, иди ко мне!
Волк немедленно повиновался — подошел к хозяйке и сел у ее ног.
Мне жаль, что мы вас так раздражаем, — проговорила Астрид. — Но, поскольку все мы заперты в этом доме по меньшей мере на несколько часов, думаю, вам стоит сделать над собой усилие и хотя бы это время быть более общительным. Или как минимум вежливым.
Может, она и права. Проблема в том, что не знает он, как это — быть общительным. Или даже вежливым. С ним никто и никогда не разговаривал — ни в его смертной жизни, ни в жизни Темного Охотника.
Даже в Интернете, на закрытом сайте Темных Охотников, появившемся лет десять назад, он оказался изгоем. Охотники-модераторы, возмущенные тем, что изгнанник посмел там появиться, объявили, что условия его наказания запрещают разговоры с кем бы то ни было — неважно, лицом к лицу, по телефону или через Интернет.
Ему запретили писать в рассылку, в чаты, участвовать в играх, даже отправлять личные сообщения. Однако он все же успел найти себе друга. В одном игровом чате наткнулся на Джесса, скучавшего в ожидании Миста, его постоянного партнера по игре. Джесс, новичок среди Охотников, не знал, что разговаривать с Зареком запрещено, и дружелюбно с ним поздоровался.
Зарека это так поразило, что он совершенно растаял, — и, не успев оглянуться, уже болтал с Джессом, словно со старым приятелем. Так у него появился друг.
И чем же это закончилось?
Пулей в спину.
Нет, с него хватит. Не нужны ему никакие разговоры. Ему вообще никто не нужен. И меньше всего — мило болтать со смертной, которая вызовет копов, если вдруг догадается, кто он такой!
Точнее,
«Астрид, проснись! Твой псих ищет себе нож поострее!»
Голос Саши в голове вырвал Астрид из сна.
— Что? — спросила она вслух, салясь на кровати.
В мозгу ее сверкнул мыслеобраз, переданный Сашей: Зарек на кухне роется в ящике, где она держит ножи.
Вот он вытащил большой нож для разделки мяса. Пробует пальцем его остроту. Астрид нахмурилась, наблюдая за ним.
Что он задумал?
Зарек отложил нож и снова повернулся к ящику.
Саша зарычал.
— Заткнись, Тузик! — зло бросил Зарек и обжег его взглядом, по ядовитости не уступающим целому гнезду гадюк. — Я тебе не рассказывал, как люблю похлебку из волчатины? Ты жирный — мне тебя на неделю хватит!
Саша двинулся вперед.
«Стой!» — мысленно крикнула Астрид.
«Ну, Астрид! Я только один разок! Ну, пожалуйста!»
«Нет, Саша! Сидеть!»
Саша повиновался — очень неохотно — и отступил назад, не сводя с Зарека горящих глаз. Тот достал еще один нож, небольшой, провел пальцем по его лезвию. Покосился на волка, и недобрый блеск его полночных глаз подсказал Астрид, что Охотник и в самом деле не отказался бы испытать остроту ножа на ее четвероногом друге.
Наконец он убрал в ящик большой нож, а маленький сунул в карман и направился к камину.
Хмурясь все сильнее, Астрид следила за тем, как он роется в поленнице, вытаскивая оттуда довольно крупное полено. Садится с ним на диван.
Саша следовал за ним по пятам и наконец уселся у его ног. Но Зарек больше не обращал на него внимания: достав нож, он принялся обстругивать полено.
Астрид застыла на месте: она ожидала чего угодно — только не этого!
Текли минуты. Зарек полностью погрузился в свое занятие. Нож словно стал продолжением его руки — и под его быстрыми, точными движениями кусок дерева обретал все большее сходство с волком. И не просто с каким-то волком — с Сашей!
Даже сам «натурщик» забыл о своей неприязни к Зареку: склонив голову набок и вывалив язык, он неотрывно следил за его работой.
Астрид тоже не могла отвести глаз, пораженная и кропотливым трудом Зарека, и еще более — тем произведением искусства, что создавал он у нее на глазах.
Да этот человек — настоящий художник и очень талантливый! Ну и ну! Это не укладывалось у нее в голове — слишком уж противоречило всему, что ей было известно о Зареке.
Взволнованная, Астрид машинально вскочила с кровати и вышла в гостиную. В тот же миг картина перед ее мысленным взором померкла: движение всегда разрывало ее мысленную связь с Сашей. Она могла видеть его глазами, лишь пока оставалась неподвижна.
Ощутив движение воздуха у себя за спиной, Зарек поднял голову.
Взгляд его упал на Астрид — и у него перехватило дыхание. Зарек не привык к тому, чтобы кто-то был рядом, и не знал, как себя вести — поздороваться? Промолчать?
Или просто смотреть на нее, не отрывая глаз, пользуясь тем, что она его не видит?
До чего же она хороша и нежна! Немного похожа на Шерон, но все же они совсем разные. Трудная жизнь матери-одиночки приучила Шерон полагаться только на себя: в ее лице и манерах появилась жесткость. Сразу видно: кто попробует ее обидеть, тому она спуску не даст! Астрид совсем не такая. Она очень женственная, хрупкая, уязвимая. Иной, пожалуй, может счесть ее легкой добычей...