Добравшись в конце концов до квартиры Джетта, стучу в дверь, и мне открывает Хавьер. Прищурившись, он осматривает меня с ног до головы.
– Вернулась, значит.
Боже, как бы он мне сейчас не врезал. Должно быть, Хави замечает ужас, написанный на моем лице, потому что он опускает голову и, клянусь, начинает ржать.
М-м, что? Меньше всего я ожидала такой реакции. Не прекращая смеяться, Хавьер отступает.
– Ты правда думала, что я куплюсь на ваше вчерашнее представление? Заходи давай.
Он распахивает дверь, и я неуверенно проскальзываю мимо него.
– Что? Не понимаю, о чем ты?
Мой голос звучит как-то совсем неубедительно.
– Серьезно, кончай придуриваться, – говорит Хавьер, обняв меня за талию. – Попытка неплохая, но я знаю Джетта, и знаю, что он бы никогда такого не сказал, тем более на людях. Так что зря старалась, детка.
– Где он? – спрашиваю я, игнорируя его тираду.
Хавьер, кажется, наконец-то замечает, что я в отвратительном состоянии, вся в слезах и соплях. Надо было перед уходом из кафе захватить коробку с носовыми платками. Но тогда я об этом как-то не подумала.
– Мне просто надо было куда-то пойти.
Чувствую, что еще чуть-чуть – и слезы снова потекут рекой, но подавляю желание разрыдаться.
– Ну конечно.
Похлопав меня по плечу, Хави проводит меня в гостиную и усаживает на диван. Одно хорошо – я уже его не боюсь.
Никогда не видела Хавьера таким серьезным. ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ он не знает, что сказать. Ха, кто бы мог подумать, что плачущие девушки заставляют Хави терять дар речи?
– Извини. Не беспокойся. Я просто посижу тут, пока не вернется Джетт. Можешь заниматься своими делами.
– К черту дела! – заявляет Хавьер и, метнувшись в ванную, возвращается с коробкой бумажных носовых платков, а затем бросается к холодильнику и достает бутылку виски и стопку.
Наполнив стопку, он протягивает ее мне.
– Выпей, – требует Хави.
Смотрю на него так, словно на голове у парня выросла еще одна конечность. Беру стопку, мои руки по-прежнему немного трясутся. Никогда раньше не пила чистый виски, но сейчас самое подходящее время, так что, откинув голову назад, опорожняю стопку в три глотка.
Само собой, я закашливаюсь. Боже, ощущение, будто я бензина глотнула. Чуть не захлебываюсь, разбрызгивая алкоголь во все стороны, и Хавьер протягивает мне салфетку, чтобы вытереть лицо. Задыхаюсь от надсадного кашля, и он стучит меня по спине.
– Пробирает до самых печенок. Здорово, правда?
Вообще-то не очень. Но когда я наконец обретаю способность дышать, мне действительно становится чуть-чуть лучше. Самую малость. Хави подает мне стакан воды, и я осушаю его до последней капли.
– Хочешь об этом поговорить? Потому что советчик из меня никакой, но выслушать я могу.
Похоже, выбора у меня нет. Я могла бы написать сообщение Амелии, но тогда пришлось бы объяснять ей всю эту ситуацию с Джеттом, а Хавьеру уже все известно.
– Мои подруги – кретинки, – еще раз высморкавшись, начинаю я.
Это довольно-таки емко описывает положение дел. Хавьер наливает еще одну стопку, но на этот раз выпивает ее сам. Он приговаривает виски одним глотком, даже не поперхнувшись.
– Ага, Джетт посвятил меня во все подробности.
Ну, Джетт и сам НЕ В КУРСЕ всех подробностей, но я решаю не возражать.
– Мне просто надоело, что они ведут себя со мной так, словно я достойна лишь жалости. Они должны хотеть со мной дружить, потому что со мной весело тусоваться, потому что у нас много общего и потому что мы заботимся друг о друге. А дружить с кем-то, потому что тебе его жалко… Хуже причины для дружбы не придумаешь. Хуже просто некуда.
Кажется, я начинаю чувствовать опьянение. Лицо раскраснелось, и живот немного горит. Мне почти хочется пропустить еще стопочку, но если я выпью еще одну, то уж точно не смогу доехать до дома. Если вообще захочу туда ехать.
– Тогда почему ты до сих пор с ними дружишь? Забей на этих сучек.
Легко сказать, трудно сделать.
– Это не так просто. Кроме них у меня никого нет.
– А как же я? И Джетт?
Хави ничего не спрашивает о моей семье, из чего я делаю вывод, что Джетт, вероятно, поделился с ним моими семейными проблемами.
– Этого мало. Хейзл была моей лучшей подругой, когда рядом со мной не осталось никого. Даже семьи. А она поддержала меня. И остальные тоже. Они всегда были готовы мне помочь.
– И что? Наступает момент, когда «готовности помочь» уже недостаточно. Какой смысл за них держаться, если они будут так плохо к тебе относиться?
Я знаю, что он прав.