Что бы ни случилось, нужно улыбаться. Это лучший способ защиты… Может быть, там будут люди, которые смогут помочь с работой. Она обязана оставаться блистательной Кэрой, и никто не должен знать, что у нее на сердце.
Все знакомые сочувствовали заболевшему Клоду и вынужденному уходу Кэры из шоу Кранна. Один или два старых недоброжелателя воспользовались случаем немного позлорадствовать. Впрочем, среди театральной братии Кэра всегда пользовалась любовью и уважением. Кажется, не было человека, которому в свое время она не одалживала бы пятерку или десятку.
У нее был свой круг постоянных обожателей. Мужчины всегда сходили по Кэре с ума. Особенно за ней увивался один молодой актер. Он влюбился в нее еще во Франции. Теперь он покидал сцену и шел в армию.
— Пожелай мне удачи, Кэра, — сказал он. — Когда мы были во Франции, мне всегда было не по себе, когда я видел людей в военной форме. Ведь я тоже годен для службы… Поэтому я и решил идти в армию. Завтра отправляюсь на сборный пункт…
Кэре тоже нравился Питер Раскин (так звали этого молодого актера), и она протянула ему руку.
— Желаю тебя удачи, Питер. Чтобы у тебя все было отлично!
Он поднес ее руку к губам. Играла музыка, и он робко признался Кэре в любви.
— Я всегда обожал тебя, Кэра, — сказал он. — Ты просто ангел. Когда мне дадут отпуск, я приеду и сделаю тебе предложение…
Она с грустью взглянула в его симпатичное лицо. Он был очень взволнован. Вряд ли она примет это его предложение, но ей все равно было очень приятно знать, что кто-то обожает ее. Даже в трудную для нее пору жизни… Ричард Хэрриот раз и навсегда убил в ней всякие чувства к другим мужчинам. Поцелуй любого другого мужчины не вызвал бы в ней и проблеска желания.
Может быть, это самое худшее, что Ричард совершил. Хотя даже сам не подозревал об этом. Больше она не сможет полюбить.
Она вернулась домой уставшая, еще более угнетенная, чем до вечеринки, и обнаружила письмо от Ричарда…
Едва Кэра увидела знакомый почерк, как ее сердце болезненно сжалось. Дрожащими руками она вскрыла конверт. Она знала, что ее не ждет ничего, кроме жестокого отчаяния и разочарования.
В письме содержалось «последнее прости».
Без предисловий Ричард писал: