Только откинули люки на верхние палубы, как поток горячего воздуха ворвался в машинное отделение. И тут в раскрытый люк по лесенке стала спускаться, шатающаяся черная фигура. Вид человека ужасен. Красное распухшее лицо, там где глаза белые обводы, волос почти нет, а китель весь обгорелый.
– Сережа, это я.
Человек рухнул на пустующее кресло мичмана Гавриленко.
– Гоша? Что с тобой, Гоша?
– Там… на верху, все… мертвы.
– Что ты говоришь?
– Ягодин, старпом… все…, кто был на мостике… Мостика тоже нет. Все оплавилось, мы потеряли связь…
Коля поднес счетчик к Гоше и тот заверещал будь-то недорезанный.
– Сергей, – не по военному сказал Долматов, – его надо срочно переодеть и вымыть.
Я подозвал оператора с поврежденной турбины.
– Товарищ старшина, капитан-лейтенанта в душевую, вымыть его и выдать новую одежду.
Гошу увели.
У нас появились новые лица. Спустился штурман, кап-два, обычно молчаливый Друян. Вид у него получше чем у Гоши, нет ожогов лица, зато нос залеплен липучкой и следы засохшей крови на половине головы.
– Как у вас дела, товарищ старший лейтенант?
– Стараемся исправить положение.. Поврежден коллектор турбины, один танк и сдохли почти все вентиляторы.
– Мы можем плыть?
– Наверно можем, сейчас запустим турбину и попытаемся провернуть винты.
– Я принял на себя корабль и хочу отвести его на базу. Сейчас справимся с пожарами в носовой части эсминца и можем двигаться. Так как внутренняя связь не работает, пришлю к вам связиста, пусть проложит кабель до верхней палубы. От туда будем по телефону управлять кораблем через вас. Рулевое управление повреждено и судя по всему, его восстановить не возможно, придется управлять эсминцем винтами.
– Я понял, товарищ капитан второго ранга.
– Тогда, давай. Вся надежда на тебя, Сережа.
И этот тоже по неуставному. Друян уходит на верх
Дали пар и запела вторая турбина. Я дал команду провернуть винты и тут судно начало трясти.
– Что это? – ко мне тревожно повернул голову Коля.
– Вал чуть погнут.
Связист, присланный Друяном, подал мне трубку.
– Вас…
– Але..
– Это я, – слышу голос кап-два. – Почему такая вибрация?
– Вал поврежден, видно чуть согнуло при такой встряске.
– Доплыть с таким дефектом можем?
– Можем.
– Тогда, давай разворот на сто восемьдесят. Я тебе буду командовать, когда надо остановится…
В машинном отделении сумасшедшая жара. Дышать почти нечем. Три вентилятора не могут дать притока свежего воздуха. Матросы поснимали робы, голые тела блестят от обильного пота и бедные ребята дышат как рыбы, открыв рот. Все люки на верхние палубы мы позакрывали, от туда несет жаром и гарью, но от этого легче не стало. Мазут все же частично вылился из танка, палуба стала черной, липкой и ходить по ней стало трудно. Повысился в зале радиоактивный фон, но Коля говорит, что это еще нормально, хотя тревога охватило его побитое лицо. Два матроса все же свалились от жары, их сунули на трубы холодильников, которые уже давно не охлаждали воду, но были только чуть теплые. Мы плывем в слепую, только по командам по телефону.
Опять он звякнул, вызывая меня.
– Товарищ старший лейтенант, – слышу голос Друяна, – останови машины.
– В чем дело?
– К нам идет помощь. Приближается миноносец «Стремительный».
– Я понял. Стоп, машины.
Только через минут сорок нас выводят через верхние палубы на самый верх. Матросы одурев от жары, валятся на настилы, стараясь отдышаться на свежем воздухе. Я огляделся и не узнал свой родной эсминец. Антен и мачт, торпедных аппаратов и других выступов на корабле не было, это был не эсминец, а оплавленная металлическая коробка.