– Слышал это и раньше, пусть не в столь резких выражениях. Да. – Покряхтев и побарахтавшись с большей целенаправленностью, Халлет наконец сумел выбраться из кресла. – Я вот что тебе напоследок скажу. Ты попусту тратишь слова, и я это знал с самого начала. Даже самый образованный и самый мудрый человек не в состоянии встать на пути регресса. Или это я уже тоже говорил?
– Значит, по-твоему, мне надо бросить эту затею?
Халлет как раз начал выражать свое несогласие, когда наружная дверь рывком отворилась и в комнату, походя постучав, вошел щуплый светловолосый молодой человек лет тридцати. Это был упоминавшийся раньше Дженкинс, самый молодой преподаватель кафедры.
– Здравствуйте, Нейл, – ровным голосом проговорил Халлет, – А мы думали, вы уже уехали.
– Почти уехал. Следующая остановка Хитроу, потом прямиком в старушку Москву. Просто заскочил подкрепить силы перед дальней дорогой. Ну и попрощаться, конечно.
– Вам повезло, что вы нас застали, – заметил Ричард.
– Да, очень жаль, что я пропустил заседание. – У Нейла был провинциальный выговор, и только внушительный список академических успехов открыл ему, несмотря на это, путь на кафедру – Как оно прошло? Вижу, вам удалось невредимыми выйти из боя.
– Вам передадут протокол, – отозвался Халлет.
– А их по-прежнему ведут? Ну, с этим можно не спешить, по крайней мере в моем случае. У меня впереди полтора месяца блаженной свободы.
– Довольно курьезно звучит, если учесть, куда вы едете, – заметил Ричард.
Прежде чем ответить, Нейл Дженкинс поставил выданный ему стакан на узкий низенький столик, оценил расстояние до ближайшего кресла-раскоряки и легким скачком метнул туда свое тело. Это действие сопровождалось его характерным, отрывистым смешком, звучавшим почти непрестанно. Смешок повторился, когда Дженкинс перевел взгляд с Ричарда на Халлета и обратно, впрочем, в этом не было ничего непочтительного.
– Пожалуй, – проговорил он. – Пожалуй. Я прилагаю массу усилий, чтобы по прибытии на место как можно сильнее удивиться.
– Вы только в Москву или еще куда-нибудь? – спросил Халлет.
– Еще в Киев, разве я не говорил? Развлечение похоже, будет по полной программе. Одна ложка дегтя в бочке меда: я вряд ли увижу дивную Данилову. – После короткой паузы и парочки смешков Дженкинс пояснил: – Анну Данилову, поэтессу, то есть, я хотел сказать, поэта. Вы, конечно, слыхали, что она здесь?
– А, эта, – проговорил Халлет. – Юное скандальное дарование?
– Сколько я знаю, со скандалами покончено. Она утихомирилась. Уважаемый деятель искусств и все такое прочее.
– Кто это вам сказал?
– Не помню, Ричард. – Дженкинс опять перевел взгляд с одного на другого. – Все говорят. То есть те, кто не так привередлив по части художественных достоинств, как вы. Без этих вечных: «Да она ведь совсем бездарна, да он ведь совсем бездарен». Это, конечно, не мое дело, но вам не кажется иногда, что вы много теряете?
Ответа не последовало. Халлет проговорил:
– Возможно, стоит устроить ей творческий вечер, раз уж она здесь.
Вскоре после этого Дженкинс откланялся.
– А все-таки согласись, он довольно симпатичный. И действительно большой знаток Пушкина.
– Совершенно согласен. И все-таки я бы ни за что не взял на