Просто на лицах тех, кому он был должен, стал замечаться переход от партнерско-делового выражения к снисходительно-небрежному. Бром и Крюгер теперь приезжали к нему раза три в неделю, расхаживали по залам, разглядывали товар, окидывали помещение уже прямо-таки хозяйскими взглядами.
Барракуда понимал, что это значит. До того они напомнили ему про долг только один раз — месяц назад. Сели напротив, налили себе чайку и выложили цифры. Процент накинули. Дескать, сам понимаешь, жизнь дорожает. Да и сроки, Миша, сроки, ты же не мальчик... Мы, мол, пошли тебе навстречу, пойми и ты нас... И свернули тему.
А вот сейчас деньги нужно было отдавать. Черт его дернул вложиться в производство! Эти календари долбаные... Хотя некоторое время назад ему пришлось заняться ими далеко не по прихоти. Запреты на «пиратский» товар резко снизили обороты торговли «Рокси» — любимого детища Барракуды. Того самого магазина, в который он вложил не только деньги, труд, но и душу.
Михаилу Боткину по кличке Барракуда было тридцать. Пятнадцать из них он занимался коммерцией. То есть сначала пробавлялся фарцовкой, потом, вслед за политическими изменениями в стране, обрел статус кооператора; теперь же стал каким ни на есть бизнесменом. В своем первом магазине без всяких кассовых аппаратов он сам стоял за прилавком с электрошокером в кармане. В помещении был сейф, полный черного нала. У Михаила под началом находилась очень приблизительно знающая бухгалтерское дело Марина. Больше подружка, чем сотрудник. Ночным сторожем работал какой-то пришлый паренек, который однажды безропотно, через четверть часа после закрытия магазина, впустил вовнутрь наехавших бандюков.
Михаил на него зла не держал. Ну что тот мог сделать против «волыны», которую ткнули ему в лоб? Хотя не ночь же была глухая на улице... Семь часов вечера, лето, светло, люди кругом...
Михаил с Мариной сидели тогда в небольшом закутке и подсчитывали дневную выручку. Да какое там — пришлось ее отдать, так и не досчитав. Трое молодцов лет двадцати пяти, поигрывая пистолетами, забрали деньги и наиболее ценный товар — «косухи», кожаные жилеты, компакт-диски, бывшие тогда еще предметом роскоши, аппаратуру и что-то по мелочи...
Потом был еще один магазин, заглохший — может, и кстати — как-то сразу. Так что Барракуда, а так прозывался Миша еще со старых фарцовочно-стремных времен, хоть потерял, но не все на неудачливой точке. Наконец ему удалось открыть тот самый подвальный, уже по-настоящему нормальный магазин — «Рокси», что в переулке Чехова. Повезло и с бухгалтером — Людкой Грачевой, или иначе Вороной, прошедшим огонь и воду специалистом. Черный нал болтался, конечно, как без него в России работать — невозможно ведь. Но найти его, вычленить из облагаемых всеми мыслимыми и немыслимыми налогами общих сумм она могла весьма умело.
А если и случались ревизионные проверки, большого ущерба от них не было, тем более что проверяющими присылали каких-то юношей, у которых, кроме непомерных амбиций и очень умеренных знаний бухгалтерского дела, ничего и не было. Так что совали им мелкие взятки, и «все было тихо и набожно», как любил говаривать Барракуда.
Деньги он уже почти отдал. Ремонт сделал. Снова занял и снова отдал. Вообще все шло как по маслу, но эти календари... Вбухал двадцать пять штук, чужих, конечно, взятых под проценты, а отдачи пока — ни на копейку... Производители как были совками, так и остались. Работали через пень колоду. Барракуда заказал полумиллионный тираж календарей с изображениями рок и поп-звезд. Звездам даже этим самым заплатил за использование их изображений, разумеется, черным налом — им-то, звездам, в самый раз: меньше налогов платить. Расписки только взял со всех. Вот теперь разве что в сортир ходить с этими расписками.