Он уже завел мотор, когда заднее стекло машины разлетелось от настигшей их пули.
Не оборачиваясь на выстрелы, Димка рванул вперед.
— Пристегнись, — сквозь зубы процедил он.
Машина прыгала, взлетала на ухабах, тряслась, проносясь по толстым корням старых деревьев, которые и не подозревали, что уже выписана и оформлена лицензия на их уничтожение.
Настя обернулась. Погони не было.
— Сейчас выходим на трассу, тачку бросим. В город на этом гробу опасно въезжать, — говорил Димка. — Там КПП на въездах. Один бы я, может, проскочил, а с раненым, с баксами, без документов, блин, не отмажемся.
Въехав в курортную зону, Димка остановил машину, загнав ее в лес. Пиджак Куза пришлось выбросить, Димка дал ему свою спортивную легкую куртку.
— Держись, дружище, держись. Если доберемся до дома, будет тебе домашний личный врач, с такими бабками вылечат тебя, будешь еще лучше, чем раньше.
Куз плохо соображал. Ослабев от потери крови, он был на грани обморока и действовал механически. Вернее, не действовал, а безропотно позволял себя тащить, заталкивать куда-то, машинально переставлял ноги, когда его полунесли-полутолкали. Временами он впадал в забытье, почти не представляя, что с ним происходит. Вроде трясутся они в какой-то машине, шум вокруг, гам, кто-то громко говорит, кричит.
По ступеням Настиного подъезда Димка уже нес Куза на себе.
Когда Настя открывала дверь, Димка услышал громкий собачий лай и, прислонив Куза к стене, резко обернулся, сунув руку за пазуху, где был спрятан пистолет.
— Все, Димочка, все, — сказала Настя. — Успокойся. Это дог Николая Егоровича. В соседней квартире. Когда хозяина дома нет, он иногда голос подает.
* * *
Николай Егорович вернулся домой поздно. Много времени ушло на расспросы Инвалида. Он остался цел и невредим, хотя пульки у Димки были тяжелыми, успел даже пару раз пальнуть в отъезжающую машину. Не хотел говорить, сука, но Дядя, как звали Николая Егоровича близкие знакомые, умел развязывать языки. Он оставил его там, на лесопилке. Затащил в домик Рыбу, Винта и этого доходягу, от которого после его расспросов осталось мокрое место. Поджег домик и, не оборачивась, отправился пешком через лес. На электричку. Он не любил лишний понт. А на Настю у него давно были свои виды.
* * *
— Ну что, довольна? — спросил Димка.
— Не знаю.
— И я не знаю. Но хоть деньги теперь есть, проживем.
Настя пристально смотрела на него. Потом спросила:
— Проживем вместе?
Димка отошел к окну.
— Хочешь, Настя, я скажу тебе то, чего Моня недоговорил?
— Не надо. Хватит гадостей. Не говори ничего. Я так устала. Как дальше жить-то?
Она помолчала. Потом, странно посмотрев на Димку, сказала:
— А у наших ведь в этом году экзамены.
И сколько печали было в ее голосе.
— Какие экзамены? — не понял Димка.
— Выпускные. И вступительные. Мама так хотела, чтобы я поступила в институт.
— Не волнуйся. У тебя сегодня уже был один экзамен. А у дружков твоих может никогда и не будет. Так и останутся неучами.
Резкий телефонный звонок заставил их вздрогнуть.
— Алло, — Настя говорила ровным голосом, и Димка подумал, как быстро она меняет интонации. От детской грусти переходит к взрослой жесткости...
— Кто? Рома? Какой еще Рома?
— Настя, привет! Я никак не могу до тебя дозвониться. Слушай, я тут денег немного заработал, может, сходим куда-нибудь? В клуб? Или в кино? А хочешь — в ресторан?
— Рома... Рома... А-а, вспомнила.
Ну, конечно, молодой мажор, с которым она познакомилась как-то ночью. Он вдруг показался ей совсем ребенком, будто из детского садика. И все ее одноклассники, ровесники — тоже такие.
— Нет, Рома. Не пойду я с тобой. Я уезжаю.
— Извини. Надолго?
— Навсегда.
Настя повесила трубку.
— Кто это? — спросил Димка.