— Ты что здесь делаешь?
— Оттягиваюсь, — важно ответил Толстый, никак не соответствующий своей кличке. — А ты? — он посмотрел на Настю.
— Я? Я вроде бы тоже.
— Где это тебя так разрисовали? — Люба смотрела на покрытые синяками Настины руки. Рукава рубашки были закатаны, и миру открывалось довольно неприятное зрелище.
— Где? — Настя потрясла головой. Голова не болела. — Так, случайно. А вы кто?
— А ты кто? — спросил в свою очередь Толстый.
— Настя.
— О, прикол! Ништяк! Все сказано! Настя! Очень приятно!
— Заткнись, пидор! — резко оборвала его Люба.
— Иди на хуй, — лениво огрызнулся Толстый.
— Ночевать-то есть где? — спросила Люба.
— Есть.
— Далеко?
— А мы где?
— Отлично, — Люба похлопала ее по плечу. — Молодец. Наш человек. Удолбалась в умат. С родителями живешь?
Настя хотела было сказать правду, но что-то ее остановило. Хватит с нее вчерашней истории.
— Да, — просто сказала она.
— Ништяк. И как они? Ничего? Ну, я в смысле кайфа?
— Ничего, — ответила Настя, не совсем понимая, о чем идет речь.
— А деньги тебе нужны?
— Деньги?
Настя с трудом поддерживала нить беседы. Ей было очень хорошо, впервые за последние ужасные сутки она полностью расслабилась, не нужно было притворяться, играть, контролировать себя, следить за каждым жестом и словом. Хотелось говорить, рассказывать, она вспомнила массу замечательных, жутко смешных историй, и в то же время можно было и не говорить — такой покой воцарился в душе. О чем это она? О деньгах? Что-то не похоже, чтобы у Любы были деньги.
— Деньги? — Настя полезла в карман. — Да у меня этих денег...
Однако, кроме ключей и смятого паспорта, недавно полученного, но уже имевшего более чем несвежий вид, в карманах ничего не было. Она вспомнила вдруг, что была у нее еще и сумочка, маленькая такая... Забыла... Где-то забыла...
— Не ищи, — вдруг сказала Люба. — У тебя было немного, я взяла. Вмазку-то на халяву никто не даст. Сама знаешь.
— А сколько там было? — спросила Настя. Она не помнила, оставляла деньги этим бандитам или нет. Если нет, то тысяча должна была остаться. Хотя кто сейчас ей скажет — были у нее доллары, не были. Конечно, у бандитов все.
О том, что с ней произошло ночью в бандитском притоне, Настя помнила весьма смутно, и ей хотелось об этом скорее забыть. Уж очень страшными были воспоминания.
— Все твои деньги ушли. Извини. Жизнь тебе спасали. Без нас кеды бы уже отбросила. На лестнице.
— А что вы тут делаете-то? Живете? — спросила Настя. О деньгах ей говорить не хотелось.
— Ага, — ответил Толстый. — Делать нам больше не хрен, жить тут. Счас придут хозяева, мы и свалим.
— А кто хозяева?
— Инвалид один. Увидишь. Работу закончит и придет, — сказала Люба. — Так деньги-то нужны?
— А что, у тебя их много?
— Просто работу хочу тебе предложить. Ты сегодня что собираешься делать?
— Сегодня? Домой, наверное...
На самом деле ей никуда не хотелось ехать. В кармане ни копейки, значит, надо как-то крутиться, добираться ночью до Приморской. Она почему-то думала, что сейчас ночь. Да и чувствовала она себя какой-то расслабленной. Посидеть бы еще или вот полежать.
— Отмыть тебя нужно, — деловито заметила Люба. — А там, глядишь, и в люди выйдешь.
Глава 12
— Да, — продолжила Люба. — Время еще детское. Может, и сегодня заработаем. Ну, я-то точно, а вот ты... Что с тобой делать?
— А что со мной такое?
— Надо тебя одеть, почистить. С такими синяками. Хотя... Может, оно и к лучшему. — Люба с интересом разглядывала Настю, как покупатель товар в магазине. — Получше тебе?
— Все нормально.
В это время кто-то застучал по железу. Три удара, потом еще три.
— О, Инвалид явился. — Любка вскочила. — Толстый, открой.
— А кто это — Инвалид? — спросила Настя.
— Сейчас увидишь. Он тебя и определит.
Толстый, выйдя из круга, куда падал свет лампочки, исчез в темноте.