Андрея в комнате не было, а Шрам полулежал напротив, на диване. Что-то изменилось в его облике. Он как будто стал меньше, Настя не понимала, в чем все-таки дело, а когда поняла, ей стало не по себе.
Шрам был в одних трусах. Он лежал, раскинув мускулистые волосатые ноги, курил и пристально смотрел на Настю.
— Я это... Наверное, пойду, — Настя попыталась встать с кресла, но ее качнуло, и она чуть не повалилась грудью на стол.
— Ну, прямо. Так вот сейчас все бросишь и пойдешь. Сказано же тебе, тут поживешь. А потом вместе поедем фраера твоего бомбить. Иди-ка сюда.
Он сел на диване и через стол протянул руку к Насте. Она попыталась уклониться, но не успела.
Шрам схватил ее за локоть и дернул к себе. По какой-то непонятной траектории, почти пролетев над столом, Настя оказалась на диване рядом с почти голым Шрамом.
«Ну, все...» — мелькнуло у нее в голове. И тут же пришла еще одна мысль. Она давно слышала, что все разговоры об изнасилованиях — россказни. Если женщина по-настоящему не хочет, ни один мужик не сможет.
Она попыталась сжать колени как можно плотнее, свернуться клубочком, но вместо этого обнаружила, что лежит на животе, а Шрам сдирает с нее джинсы.
— Не надо, — жалобно проговорила она. — Не надо.
— Заткнись. Все нормально.
Он сорвал с Насти рубашку, одним движением стащил трусики.
— О! Я смотрю, блин, тут все путем! — услышала она голос Дуче. — Ты даешь, Шрам!
Настя задыхалась под тяжестью Кости. Он вдавливал ее в диван, пахнущий пылью, табаком, пролитым и высохшим вином.
— О! Слушай, Шрам!
Всегда бодрый радиоголос, усиленный Дуче до максимума, весело сказал:
— У нас в гостях Полковник.
Только надо поправить могилку мента,
Что вчера напугал меня выстрелом в воздух...
Радио орало со страшной силой, но еще громче кричала Настя, ей казалось, что Костя разрывает ее тело пополам.
— Что орешь? — весело спросил Дуче. — Не ори! Счас, Костян, я ее заткну.
Голова Насти моталась по дивану, сзади ее тело продолжало разрываться от боли, а спереди, загораживая собой свет, вдруг возник Дуче. Он схватил Настю за волосы и поднял ее голову так резко, что она, несмотря на боль, испугалась — не сломали бы шею.
Дуче стоял перед ней на коленях и тащил вниз резинку своих спортивных штанов.
— Сейчас мы ее заткнем.
Она не понимала уже, сколько прошло времени, сколько ее терзали на грязном диване, сменяя друг друга, а иногда и одновременно, Дуче и Шрам. Сколько времени ее рвали, мяли, душили, поднимали с дивана и вливали водку в распухшие губы, снова валили навзничь, на живот, на бок.
Все кружилось перед глазами, становилось то черно-белым, то снова цветным. Свет ламп делался то ярче, то почти угасал. В какой-то момент она поняла, что сидит голая у Шрама на коленях, а Дуче всаживает ей в предплечье шприц.
После укола стало легче. Боль ушла, и мерное движение чужих тел сверху и снизу, с боков и сзади стало казаться привычным и не страшным. Тел, как она заметила, было уже не два. Сколько — она не могла сосчитать. Но как минимум три.. А потом она отключилась.
Глава 11
— Ты как, за рулем-то?
— Нормально, — Шрам осторожно выруливал на Лиговский.
— Смотри, а то оборвешь две молодые жизни.
— Сплюнь, мудак!
— Хули тебя понесло сейчас? Поехали бы завтра! А чего с девкой-то будем делать?
— А хули с ней делать, в натуре? Подержим пока у нас. Понравилась девка-то?
— Нормальная сучка.
— Обломаем за пару дней, наша будет. Чего — мне нравится. Пусть живет пока. Хочу на хату ее посмотреть. Если правда, что этот лох из магазина говорил, врубись, она одна там осталась. На хуя ей такая квартира одной?
— Думаешь, замочить ее?
— Мудак. Чего ее мочить. И так отдаст. Я же говорю — наша будет. Мы на ней еще заработаем. Обломается девка, будет на нас пахать. Пристроим куда-нибудь. Своих баб — чем больше, тем лучше.