Настя осмотрелась по сторонам и, сделав шаг от метро к проезжей части улицы, вдруг увидела, как ней бежит высоченная, голенастая девица в таком же спортивном костюме, как у подстреленного парня.
И вот тут Настя растерялась. Куда-то испарились спокойствие и отрешенность, державшие ее все это время в хорошей форме. Настя подняла пистолет, опустила, снова начала поднимать... Девица махнула ногой, и острая боль словно иглой проткнула Настин локоть. Пистолет вылетел и запрыгал по ступенькам, ведущим к метро. Она видела, как девица, вдруг превратившись в ветряную мельницу, развернулась, крутанулась и... прямо в Настино лицо полетела белая кроссовка. Тупой удар, пришедшийся в лоб, лишил Настю сознания.
Она долго падала в какую-то яму, дна которой не было видно. Вокруг все гудело и звенело. Потом этот гудящий фон вдруг прорезал визг тормозов. Еще через секунду все стихло.
Глава 17
Настя пришла в себя от мягкой тряски.
— Не тошнит? — услышала она знакомый голос и, повернув голову, увидела сидящего рядом с собой Дохлого. Они с ним находились на заднем сиденье родной «вольво». За рулем, как она разглядела, сидел Барракуда. Отстранившись от Дохлого, она уставилась на него:
— Рассказывай!
— Во! Узнаю тебя, Настя. Это вместо «спасибо»... Слушай, а как тебя круто эта баба отметелила, а? Если бы не мы, вообще бы по асфальту размазала.
— Там бетон, — отозвался с переднего сиденья Барракуда.
— Где Димка? — крикнула она. — Где Димка?
— Я же тебе сказал — в больнице Димка, — отозвался Дохлый. — Димку вытащил, я даже и не знаю кто.
— А откуда ты знаешь, что он в больнице?
— Сам вез потому что. Ладно, сейчас приедем, все расскажу.
— А куда едем-то?
— Как куда? К тебе. Надо же разобраться с этим твоим Сухим. Отпустить его с миром. Война окончена, всем спасибо. Слушай, скажи-ка мне, а тот парень, который там валялся, возле метро, чего он валялся? Его тоже эта баба треснула?
— Нет. Это я.
— Ты? Ну ты даешь!.. Хорошо, мы вовремя успели. Как раз в тютельку.
— Вы с ней дрались?
— Куда там... Барракуда свою газовую «волыну» вытащил и заорал: «Руки вверх!» Она, наверное, решила, что опера нагрянули — такого деру дала, только пятки сверкали. А паренек так и лежал, не очухался.
«И не очухается», — подумала Настя.
Между тем машина уже подъехала к ее дому.
Они открыли дверь Настиной квартиры и вошли. Настя щелкнула выключателем, и Дохлый с Барракудой одновременно охнули и шарахнулись к стене. Прямо возле их ног лежал Сухой. Он пришел в себя и злобно смотрел на вошедших ребят. Рубашка на его плече была бурой от крови. Сам он был очень бледен.
— Перевяжи хоть, сука, кровью изойду...
Голос его был удивительно тонким и слабым, неожиданно слабым для такого крепкого тела.
Настя заметила, что входная дверь еще не закрыта, и толкнула ее, но что-то мешало, дверь уперлась во что-то мягкое... Настя опустила глаза и увидела носок чьего-то ботинка, сунувшегося снаружи в открытую щель. Кто-то хотел войти и не успел.
— Это я, — разрешил ее недоумения человек, стоявший на площадке. — Николай Егорович, сосед...
— Николай Егорович. — Настя навалилась плечом на дверь. — Я сейчас занята. Извините...
— Мне кажется, тебе требуется помощь, — сухо ответил Николай Егорович и, нажав на дверь со своей стороны, отодвинул Настю в прихожую.
Он распространял вокруг себя такое поле уверенности, что никому из ребят даже в голову не пришло сопротивляться его вторжению. Николай Егорович, лысоватый, лет шестидесяти, крепкий мужичок, одетый в старые мягкие брюки и коричневый джемперок, вошел, осмотрел всех собравшихся, сощурил глаза на Сухого, покачал головой:
— Кто ж его так?
— Это ты?! — прохрипел Сухой. — Ты?!
Настин сосед усмехнулся:
— Узнал-таки... Только по голосу меня теперь и узнаешь, Сухой. Да! Так кто тебя разукрасил? Соседка моя, поди?
Сухой молчал.
— Ну, пошли, ребятки, на кухню. Поговорим.