мальчишкой свалился с крыши, переломав себе половину костей. Волк знал, чего это будет стоить матери, сидевшей рядом. Губы Гварена дрогнули, он попытался позвать ее, но не смог. Тонкий нож блеснул на солнце. Ведьма провела им по волосам, у самой шеи, отрезая косу.
— Мама… — Он произнес это или только мысленно позвал?
Ладвик почувствовал, как Сарэйд обернула один конец косы вокруг его запястья, второй, как он и помнил, обвязала вокруг своей руки, приговаривая:
— Никогда не предаст да не прервется та святая жизни нить, что нас сплела, связала да уберегла… охранит, беду отведет…
— Перестань… — едва слышно прошептал волк, проклиная свою слабость.
Запястье обожгло там, где его касалась коса матери. В прошлый раз Сарэйд истратила столько своей силы, что больше года оставалась без нее. Сейчас же намеревалась пожертвовать своим ведьмовским даром. Она опустошала себя, не ведая, сможет ли вернуть силу однажды, или же до последнего вздоха останется смертной женщиной, которой даже собственная душа не принадлежала. Эту жертву волк не готов был принять.
Но проклятое дыхание облегчалось, а тело наполнялось теплом, затем жаром, растекавшимся по венам до самых кончиков пальцев. Ладвик застонал, чувствуя, что в этот раз что-то изменилось. Ранее не было жгучего жара, не сжимались мышцы с невероятной силой, вынуждая изгибать спину, стискивать зубы, а затем и вовсе закричать от внезапной боли, с ужасом осознавая, что собственный крик перерастает в хриплый волчий вой.
— Отпусти на волю зверя, поведет он, не плененный да не прирученный, поведет, как душа полетит… Беги, сынок, ничего не страшись…
Золотая коса рассыпалась прахом, а с нею растаял и образ матери. Словно и не было ее, словно привиделись ему в бреду и она, и слова ее. Огромные лапы ударили по земле, волк поднял голову, устремляя к небу горящий взгляд, и вой зверя вновь нарушил тишину леса.
ГЛАВА 17
Небольшая хижина местного травника была единственным, что подвернулось под руку, там и решили оставить новобрачных для завершения церемонии единения, отсыпав серьезному мужичку пригоршню монет. Пока новоиспеченные супруги добирались до хижины, кто-то успел прибрать ее и даже украсить ветхое крыльцо гирляндами цветов. Келейр несчастно глядела на эти попытки проявить радушие и участие. Оставалось лишь склонить голову, сдерживая то ли вздох, то ли нервную усмешку. Рейн снял жену с лошади и легко, словно куклу, опустил на землю рядом с собой, так и не убирая рук с ее тонкой талии.
Деревня располагалась внизу. Хижина находилась на небольшом уступе, и если встать на самом краю, то все деревянные домишки с взъерошенными соломенными крышами были видны отсюда как на ладони. Еще у храма Саргон пояснил Рейну, что им полагается оставаться в доме до рассвета, и не стоит беспокоиться о том, что их кто-то потревожит. И он, и мастер Эверет спустятся в деревню, но это не значило, что хоть на мгновение их оставят без присмотра.
Словно опасаясь, что они дадут деру, ректор и маг дождались, так и не спешиваясь, пока Броган проводил Келейр до покосившейся двери. Дракон нарочито громко захлопнул ее, да так сильно, что труха посыпалась на крыльцо. Хью ухмыльнулся, разворачивая свою лошадь в сторону деревни. Ректор на мгновение задержался взглядом на хижине, нахмурился, но затем последовал за своим товарищем.
Лиса тщательно старалась не думать, к чему все это уединение вело, и заставила себя пройти вглубь небольшой комнатки. От пряного запаха трав она несколько раз звонко чихнула.
— Всех мышей распугала… — прозвучал у ее уха голос дракона.
Келейр замерла, хватаясь за подол платья и испуганно вглядываясь в каждый угол.
— Да шучу я, — нервно отозвался Рейн.
Он поднял голову, глядя на пучки сушеных трав, подвешенные за грубые нити. Они крепились к тонким балкам по всему потолку. Дракон качнул пальцами один из ароматных букетов. Немедленно ему в глаза посыпалась пыльца, заставляя жмуриться и трясти головой.
Келейр, сама не ожидая от себя подобного, взяла его лицо в свои ладони, вынуждая остановиться. Она велела Рейну замереть и подула, убирая с ресниц пыльцу. Он позволил помочь, но как только его ладони легли поверх ее рук, а синие глаза открылись, то все самообладание лисы куда-то испарилось.
На свою беду, Келейр повернула голову, и ее взгляд упал на невысокий настил, укрытый льняными простынями и усыпанными лепестками все той же арпеники. В висках у нее застучало, и, кажется, она забыла, что должна дышать. Не говоря ни слова, Рейн наклонился к жене и, едва касаясь губами, принялся целовать ее лицо. Нежность наполнила сердце дракона, когда он увидел, что Келейр закрыла глаза, безотчетно подставляя лицо для его ласки.
— Ты знаешь, что должно произойти, Кел? — тихо проговорил Рейн, обдавая ее своим теплым дыханием.
— Все я знаю!.. Неужто думаешь, что знаешь больше моего?
Келейр наверняка казалось, что она выглядит храброй и опытной, но дракон лишь покачал черной головой, видя жалкие попытки лисы сохранить невозмутимость. Щеки ее пылали, а аромат цветов в волосах, смешиваясь с ее собственным запахом, казался ему самым упоительным.
— Я… я взрослая… — храбро пискнула Келейр.
— Неужели? — спросил он с улыбкой в голосе.
Рейн осторожно взял руку жены и мягким движением прижал ее ладонь к своей груди. Глаза лисы распахнулись в испуге.
— Наверное, я не настолько взрослая… — едва слышно выдохнула бедняжка.
Пуговица на рубашке выскользнула из петли, приоткрывая его грудь. Келейр испугалась, но, преодолевая робость, провела пальцами по теплой коже, ощущая сердцебиение дракона. Делала она это с наивностью неопытной девушки, чем вызывала у Брогана теплую улыбку и прилив слишком раннего желания. Келейр смотрела на него с удивлением и восторгом, в глазах жены Рейн читал доверие, и только богам было известно, как боялся разрушить его и испугать ее.
— Я… я не уверена, не совсем уверена… что… получится… — одними губами прошептала она.
— Я не стану торопить тебя, Кел.
Рейн постарался придать своему голосу уверенности, приказывая себе глядеть лишь на ее лицо, но никак не ниже. Он прогонял прочь из головы воспоминания о нежных изгибах ее тела, стоящего под струями душа. Келейр была