Первую неделю Мишка на меня дулся, бухтел, что я нарушил Декларацию прав человека и меня нужно судить международным судом в Гааге, потом втянулся в работу, с каждым днем становился все веселей, а на стене в столярке отмечал палочками прожитые дни и недели. Как узник замка Иф. Стена была большая, на пять лет хватит.
Вторым тоже был мой бывший одноклассник, Костик Васин, серебряный медалист и трудяга, его привела жена. Потом пришли двое мужиков постарше, сами, мои соседи Артем и Борисыч.
Штат столярки был полностью укомплектован, но тут возникло новое дело. Покупать обрезную доску на лесоскладе было накладно, да и глупо, когда живешь в лесу.
Поэтому я откупил в местном леспромхозе делянку, пропустил через зарайского нарколога еще четырех мужиков и отправил их на лесоповал. Еще троих пришлось нанять для работы на пилораме того же леспромхоза и двоих – в арендованной там же сушилке. А тут снова возник знакомый банкир и попросил прислать ему плотников, но только, если это вообще возможно, не очень пьющих. Это было в принципе невозможно, но объемы столярных и кровельных работ в поселке новых русских были немереные. В итоге зарайский нарколог получил еще двенадцать пациентов и даже дал мне скидку в десять процентов как оптовому потребителю его услуг.
Через два месяца почти все мужское население Затопина работало в моем ИЧП, а затопинские бабульки сильно меня и Ольгу зауважали и обращались к нам по имени‑отчеству и на «вы». Не скажу, что это оставляло меня равнодушным, все‑таки приятно чувствовать себя благодетелем даже в небольшой, отдельно взятой деревне.
Новые русские не жлобились из‑за каждой копейки, платили хорошо – и за качественную работу, и за уверенность, что их дворцы не сожгут по пьянке, а фирменную итальянскую сантехнику не разворуют. Но все же я оставался еще в глубоком минусе, учитывая стоимость станков и оборудования. Да и нарколог, хоть и делал мне, оптовику, скидку, брал за каждого по сто баксов. Так что наезжать на меня было явно рано – все равно что скручивать шею цыпленку, не дав его костям набрать мяса, или стричь овцу, не обросшую шерстью. Это даже наше государство понимало и потому давало на первое время молодому мелкому бизнесу, вроде моего, налоговые послабления.
Но мои нынешние гости, судя по всему, так не считали. У них были, видно, свои представления об экономике малого предприятия. Или о чем‑то другом. Допустим, о жизни вообще.
– Здорово, хозяин! – приветствовал меня старший, проходя внутрь столярки и с интересом осматривая готовые дверные и оконные блоки и заготовки к ним. – Дела идут, а?
– Так, понемногу, – неопределенно ответил я.
– Не прибедняйся, – добродушно посоветовал он. – Отправь‑ка мужиков по домам, им пора махнуть по соточке, а то заездил ты их – гляди, какие смурные. А нам с тобой потолковать кое о чем надо.
Мои работники действительно посмурнели, а Мишка Чванов без нужды переложил с места на место плотницкий топорик и быстро вопросительно взглянул на меня. Я отрицательно покачал головой. С Мишки сталось бы, конечно, кинуться с топором на гостей при пушках, парень он был безудержный что в пьянке, что в работе, что в драках, которые еще в школе возникали между затопинскими и выселковскими. Но сейчас его безудержность ни к чему хорошему привести не могла. Я посоветовал своим особо на соточки не налегать, отчего они посмурнели еще больше, попросил гостей подождать минуту и заглянул на кухню – единственное полностью законченное помещение моего нового дома. Ольга царствовала там – среди кафеля и японской кухонной техники. Тут же крутилась Настена. Я напомнил Ольге, что пора идти за молоком к бабе Клаве, а заодно и прогулять собак, которые засиделись в вольере.
– Кто эти люди? – спросила Ольга.
– Заказчики.
– Мне они не нравятся.