Жена Грэхема тоже была кинозвездой — даже более известной, чем ее муж.
Не говоря ни слова, длинноногая красотка вырвала у Чиза одну из коробок. Он не успел еще захлопнуть дверцу лимузина, как Пума уже уткнулась лицом в щедро посыпанные сахарной пудрой пончики. Чиз устроился на одном из откидных сидений — как можно дальше от своей жены. Сгорбившись над коробкой, он поспешно начал запихивать еду в рот. Процесс поедания сейчас был для них чем-то вроде соревнования — своеобразным забегом на двадцать четыре пончика, в котором каждый хотел победить, чтобы ничего не оставить другому. Сахарная пудра летела направо и налево, салон автомобиля заполняли хрюкающие, чавкающие звуки.
Поднялся такой шум, что одетый в ливрею водитель лимузина приспустил отделяющее его от салона стекло, желая убедиться, что с его пассажирами все в порядке. В зеркале заднего вида он мог наблюдать, как самые высокооплачиваемые за всю историю кино актеры превращаются в самых настоящих свиней.
В Тинзелтауне [9] все знали, что Чиз и Пума вдвоем получают за фильм как минимум тридцать миллионов долларов, причем Пума зарабатывает гораздо больше. У Чиза была репутация героя боевиков, который с успехом демонстрирует кинозрителям свой голый зад, Пума же обладала гораздо более выдающимися способностями. Она артистично сбрасывала с себя всю одежду не только в вестернах, но и в картинах на историческую тему, слезливых мелодрамах, фильмах катастроф и подделках под Шекспира.
Уловив доносящийся сквозь стекло какой-то неприятный запах, водитель поморщился. Он читал в бульварных газетах о том, как звездная парочка всегда купается в марочном вине. В чем бы они там ни купались, похоже, мылом они не пользуются. Раньше шофер считал, что за свою жизнь, половина которой прошла в Голливуде, он стал свидетелем всех идиотских выходок, какие только можно себе вообразить. Но эта парочка превзошла даже разгульного Орсона Уэллса. Словно дикие звери, Чиз и Пума всюду рыскали в поисках самой что ни на есть отвратительной еды. «Но почему же они так хорошо выглядят, если столько едят?» — все время спрашивал себя водитель.
К тому времени, когда лимузин оставил автостоянку и влился в поток машин, следующих по бульвару Сепульведа, четыре дюжины пончиков уже канули в Лету. Водитель прибавил скорость, собираясь выйти на скоростную полосу.
— Нет, сверните здесь, — велел ему Чиз, махнув рукой вправо.
— Простите, сэр, — сказал водитель, — но если мы снова остановимся, то опоздаем на бенефис...
— Он же вам сказал свернуть! — рявкнула Пума.
На этом дискуссия закончилась.
— Да, мэм! — унылым голосом ответил водитель.
Теперь их пунктом назначения стал еще один известный в западном Лос-Анджелесе пункт быстрого питания — "Такос [10] у Тито", который находился под сенью эстакады шоссе номер 405.
Громадный лимузин занял собой половину небольшой автостоянки. Чиз трусцой подбежал к окошку обслуживания.
— Ке керес, сеньор [11] ? — спросил его малый с напомаженными волосами, длинными бакенбардами и тонкими, как карандаш, усами, который уже сорок лет работал в этом заведении. В ожидании ответа служащий поднял огрызок карандаша, лежавший возле блокнота. За его спиной один из поваров — такой же, как приказчик, только пониже и потолще — опускал в кипящее янтарно-желтое масло противни с лепешками. Отличительной особенностью заведения Тито являлось то, что мясо пикадильо было уже заранее завернуто в лепешки и поэтому при нагревании впитывало масло, как губка.
— Дайте мне дюжину такос с мясом и двойным гвакамоле [12] , — сказал Чиз и тут же передумал. — Нет, подождите. Не надо такос. Я возьму пару кварт вот этого.
Изготовитель такое раздраженно посмотрел на огрызок своего карандаша.
— Ке керес? — повторил он, подняв взгляд на кинозвезду.