За три года, что прошли после пожара, Тверь отстроилась, и, дабы снова не загорелась, князь Святослав Ярославич настрого запретил летом топить печи в избах, а чтобы готовить пищу, велел устраивать летние печи на огородах, подальше от построек и плетней. В избах велено было свечи зажигать и ставить лишь на тарелях с водой. А у кого светцы лучинные, тем велено было обязательно под светцом ставить лагушку[51] с водой или другую широкую посудину, чтобы искры от лучины, падая вниз, в воду, гасли.
За исполнением этих велений строго следили тиуны[52], десятские, сотские. И если у кого из мизинных[53] обнаруживали горящую лучину без посудины с водой, того нещадно секли. А ежели
Тонкий голос хватал ввысь со слезинкой:
И хор подхватывал:
Но всё равно веселье перебивает слезинку:
И словно эхо звучало повторно и звонко:
— А кто это — славяне? — спросил княжич пестуна.
— Это новгородцы так себя называют в отличие от полян.
— А поляне — это киевляне? Да?
— Совершенно верно. Молодец, что помнишь.
— А зачем они сапоги сымают?
— Да у них, у славян, от веку так заведено — в сечу босыми идти.
— А зачем?
— А спроси их. Може, для бережения сапог, а може, как раз для того, как в песне поётся, чтоб легче потери считать после драки. А може, для того, чтоб с мёртвых после не сдирать обутки.
Вечером, когда уж село солнце и стали полки останавливаться на ночёвку, княжич с пестуном вернулись к своим тверичанам.
Александр Маркович расседлал обоих коней, привязал к княжьей повозке, задал им овса. Стали с княжичем постели устраивать, расстелили потники, под головы сёдла уложили. Рядом дружинники разожгли костёр, чтобы дымом унять комаров.
Пестун укрыл княжича своим корзном[56], сунул пирог капустный.
— Пожуй, Михаил, пока домашнее есть.
Их отыскал Святослав, спросил:
— Ну, как?
— Всё ладом, князь, — отвечал пестун. — Не хочешь ли пирога, Святослав Ярославич?
— Давай. — Князь взял пирог, присел около, стал есть. Потом, вздохнув, сказал: — Вот никак не думал, что на родной город ратью пойду.
— А ты в Переяславле родился? — спросил княжич.
— Ну да. Там и постригали. А когда татары пришли, город сожгли, мать убили, меня мальцом в полон увели.
— Так ты и в плену был? — удивился княжич.
— Был, брат. Там и татарскому языку выучился. Отец потом выкупил меня за немалые деньги. Так что, брат, я тоже сиротой возрос, маму едва помню. Тебе больше повезло, Миша, мать вон в поход пирогами нагрузила.
— Бери ещё, князь, — предложил Александр Маркович. — Нам их целый туес наложили. Бери, пока свежие.
Святослав взял ещё пирог. Пестун, помолчав, сказал:
— Святослав Ярославич, под твоим княженьем Тверь, считай, десять лет в тишине прожила. А вот ныне в поход вышли, да не на литву или немцев, а на своих.
— Ты думаешь, Александр, мне драться хочется? Со своими-то? Но и ждать, когда на тебя придут, нет резона. Я всё же надеюсь, что крови избежать удастся. Ну, спасибо за пироги, пойду найду посадника. Укладывайтесь. Тронемся рано.