– Не вопрос. Подваливай.
За час с небольшим я добрался до южных окраин Сан-Франциско и нашёл ключ, как и в прежние времена, в соломенной корзинке, прибитой к дверному косяку. Войдя, прямиком рухнул на диван. Усталость сжимала виски железными тисками. Тело ныло. Интересно, сколько я вынесу такой режим. Полежав с закрытыми глазами, взял книжку и попробовал читать. Буквы расползались, а слова казались пустыми и пресными. Помаявшись, позвонил Гоше, узнал, где прячутся полотенца, и отправился в душ.
* * *
Заслышав шаги, я обернулся полотенцем и, выйдя из ванной, наткнулся на незнакомую девицу в броской майке и мини-юбке. Слегка прищурившись в полумраке коридора, она вызывающе осмотрела меня с головы до ног.
– Ты кто? – осведомилась незнакомка, оторвавшись от созерцания стекающих с моего мокрого тела и разбивающихся о пол капель.
– А ты кто?
– Что ты тут делаешь? – на ходу бросила она, с апломбом прошествовав в гостиную.
Тоже мне, запоздало возмутился я, продолжая орошать кафельные плиты каплями водопроводной воды, я-то Раби знаю пятнадцать лет, а ты тут явление временное и случайное. Постояв в замешательстве, я вошёл, подобрал раскиданные шмотки и отправился одеваться. Тем временем гостья устроилась в кресле, а на столике вместо моей книжки красовалась откупоренная бутылка, небрежно брошенные пробка со штопором, а в пепельнице дымилась сигарета.
– Где Гоша? – требовательно спросила она, отхлебнув из бокала.
– Скоро будет.
Она закинула ногу на ногу и ещё раз критически обозрела меня, стоящего посреди комнаты в мятой одежде с мокрым полотенцем в руках. Казалось, в её представлении я должен был резво собраться и исчезнуть, а в идеале моментально испариться. Под этим взглядом я ещё больше сконфузился, почувствовав себя каким-то бомжом.
– Я тебя смущаю? – вкрадчиво поинтересовалась она.
– Смущаешь? – переспросил я сдавленным голосом. – Отнюдь.
Я уселся, подтащил сумку и, чтобы выиграть время, стал делать вид, что нечто разыскиваю, продолжая чувствовать на себе её пристальный взгляд. Отчаявшись заполучить толику личного пространства, я бросил это дело, откинулся и закурил. Мы попытались завести разговор, но она была порядком пьяна, а я настолько измочален, что её алкогольный кураж был мне не по плечу.
К счастью, полчаса спустя явился шумный, лучащийся жизнерадостностью и, как всегда, многословный Гоша, и принял огонь на себя. Мы ещё посидели, и вскоре, сославшись на то, что я наверняка устал и мне необходимо выспаться, он увёл её в спальню. Я расстелил выданную постель, разделся и лёг, тихо наслаждаясь тем, что этот день, наконец, закончился.
– Можно? – стоя на пороге, она постукивала ногтями по дверному стеклу.
Не дожидаясь ответа, прошла мимо меня, подхватила со стола недопитую бутылку и, помахивая ею, надменно удалилась.
* * *
Наутро, памятуя о заседании, я прибыл загодя, дабы в полной мере исполнить долг образцового работника. Однако не тут-то было – вместо обещанного мероприятия, не успев войти в компанию, я угодил в цепкие лапы Ариэля, несмотря на своевременный приход, затянувшего заунывную песнь о десять ноль-пять. Я решил безропотно снести очередную процедуру, ни в чём не переча и по возможности соглашаясь. Рассеянно блуждая взглядом по скудному интерьеру, я терпеливо дожидался, пока начальник спустит пар. Тогда можно будет заварить крепкий кофе, покурить и оклематься. Но напор не ослабевал, а, напротив, становился более напыщенным, расцветая патетическими метафорами.
Исчерпав тему времени прибытия, Ариэль выходил на новый виток:
– …начинаю осознавать, что ситуация крайне серьёзная. Даже критическая! – Хмуро насупясь, он всверлился взглядом в поверхность разделяющего нас стола. – У нас разногласия на уровне базисных понятий.
И понеслось…
– Мы договариваемся, – брызжа слюной разорялся Ариэль, – а ты вытворяешь, что тебе вздумается! С тобой невозможно заключить простейшее соглашение!
Оказалось, имелся в виду второй аспект понятия "мы договорились". Шеф не преминул освежить мою память, напомнив, что первый аспект этого понятия связан с пресловутым "обоюдным согласием", о наличии же второго аспекта я, в простоте душевной, доселе даже не подозревал. Заметив искреннее недоумение, Ариэль указал на то, что мы уже не раз попадали в ситуацию, когда, согласовав некий вопрос, каждый оставался с иным представлением об отдельных нюансах договора.
Как я догадывался, кроме несомненного самодурства моего шефа, тут играли роль два фактора: погрешности человеческой памяти и неточности в определении понятий – именно то, к чему клонил Ариэль. Я уже пытался решить эту проблему, подробно конспектируя наши соглашения, но это не помогало. Непревзойдённый в своей непредсказуемости, он либо отметал мои доводы под каким-либо абсурдным предлогом, либо оскорблялся в лучших чувствах, риторически вопрошая, неужто я думаю, что он сам не знает, о чём мы договаривались.
В итоге я опустил руки и действовал по собственному разумению, заранее предвидя неминуемые вздрючки. И потому, уяснив в чём сыр-бор, я возвратился в созерцательное состояние.
– Я приверженец Аристотеля и ярый противник той ложной точки зрения, которую сейчас представлю, но именно это заблуждение ёмко характеризует сложившуюся ситуацию. – Ариэль откашлялся, прочищая горло, будто собирался запеть.
Это было что-то свеженькое, Аристотелю ещё не доводилось бывать гостем на наших шизофренических посиделках.
– Некоторые люди, например, Платон, – он вопросительно взглянул на меня. Я добросовестно кивнул, – считают, что за каждой объектом или понятием стоит идея. Некая абстрактная, абсолютная сущность, витающая над ней в сиятельных горних высотах, и сама эта сущность тоже сиятельна.
Ариэль извлёк из ящика большое яблоко и водрузил на середину стола.
– Любая реальная вещь, скажем, яблоко, по мнению Платона и его приспешников, является проекцией стоящей за ней идеи. – Ариэль схватил яблоко и потряс им перед моим носом. – Эта идея совершенна и содержит всю, так сказать, суть яблочности. Наше яблоко, как и любое яблоко в этом мире, есть тень сиятельной идеи абсолютного яблока, упавшая или буквально впрессованная в материю.
Завершив логические построения, Ариэль поставил фрукт обратно и оглядел присутствующих, то есть меня и яблоко, оценивая произведённое впечатление. Впечатление действительно было неизгладимым: не знаю как яблоко, но с меня враз слетела утренняя сонливость. Удовлетворившись моим ошарашенным видом, Ариэль устроился поудобней и продолжил:
– Так вот, людям, мыслящим как Платон, – ещё один красноречивый взгляд, – свойственно думать, что, взирая на отбрасываемые тени, они способны узреть истинную сущность. Мало того, им мнится, что и другие, глядя на те же тени, видят ту же единую абсолютную идею. И когда вы говорите "яблоко" и я говорю "яблоко", вам кажется, что подразумевается одно и то же. Но это не так! И хотя я считаю Платона философом глубочайшим, то бишь, достойным глубочайшего… – Он замялся и, чтобы сохранить темп, практически заорал: – Я с вами кардинально не согласен! Нет абсолютных идей, стоящих за схожими объектами! Все идеи субъективны! И любое взаимопонимание зиждется исключительно на чёткой согласованности понятий.
Он наклонился, выудил пакет с яблоками помельче и вывалил содержимое на стол. Плоды раскатились. Несколько упало на пол.
– Вот! – он сделал широкий жест. – Пожалуйста.
Возвышаясь над заваленным яблоками столом, Ариэль выглядел сурово и внушительно, под стать мыслителю, бросающему вызов законам мироздания. Он глянул на меня, ожидая возражений из лагеря оппонентов, но я сделал вид, что подавлен мощью аргументации.
Возобладав над Платоном в моём лице, Ариэль пребывал в окрылённом состоянии, и сражаться с действующим начальником за взгляды давно почившего философа было глупо. Хотя, признаться, так и подмывало ляпнуть, что несмотря на всё вышесказанное и вопреки вопиющему отсутствию точного определения этой самой яблочности, ни одному из нас, как вероятно и Платону с Аристотелем, не пришло бы в голову усомниться в том, что разбросанные фрукты – ничто иное, как именно яблоки. Однако, собрав волю в кулак, я мужественно промолчал и даже несколько раз вдумчиво кивнул в подтверждение неопровержимости его доводов.
– Поскольку мне удалось тебя убедить, – подытожил Ариэль уже более спокойно, – нам остаётся договориться, что каждый подразумевает под словом "яблоко". У нас в этом смысле разногласия на каждом шагу. Но мы будем бороться и, я верю, достигнем взаимопонимания. И, не откладывая, приступим к определению терминов: когда я говорю "вовремя", я имею в виду десять ноль-ноль, а когда ты…