- Юго-западные заводы на колесах, уральские не успевают, - разъясняют политработники.
- Надо послать телеграмму в Кремль.
- Еще чего захотели.
- Мы хотим воевать.
- А почему паникуете?
- Мы требуем!
- Вы солдаты и ждите приказа.
Днем, в личное время бойцов, я встречаюсь со знакомыми. Общее настроение неудовлетворенности ходом учебных занятий сказывается на каждом. Сильно переживает напрасную трату времени вчерашний председатель колхоза, старшина-усач Александр Лекомцев.
- У нас в артели не закончена уборка. Хочу попросить отпуск. Как по-вашему, дадут?
- Не дадут, - категорически отвечаю я.
- Но ведь все равно же...
- И не заикайся, Александр Прокопьевич.
- Неужели у нас так туго с оружием?
- Ведь фронт-то от Черного до Белого моря.
- Это верно. Нам хотя бы старенькую пушчонку - поучить молодых.
- Скоро, говорят, дадут.
- Заждались.
А рядом идет строй с песней "Кони сытые бьют копытами". Хорошая, правильная песня, но у нас пока нет в дивизии и коней. А петь надо. И верить, что кони будут, надо. Надо верить, несмотря ни на что.
Это было, пожалуй, самым трудным - заставить себя, наперекор всему, верить. Нет, никто не собирался паниковать, наоборот, все рвались на фронт. Но все также сознавали и другое - с голыми руками на фронте делать нечего.
- Злее будем, - говорил в минуты раздумий парторг полка Николай Щербаков, известный удмуртский журналист.
- Так можно и перекипеть, - не соглашался с ним Николай Корепанов. Надо действовать.
- Митинг собирать? - спрашивал с ехидцей Андрей Веретенников.
- Митинг не митинг, но надо что-то делать. Иначе немец доберется и до нас.
Горячая молодежь. Петухи. Все у нее бьет через край. Понять ее можно вполне. Но вот беда - она не понимает кое-чего.
На фронте появилось новое направление - Калининское. Его надо объяснить солдатам. Опять не спят политработники. Проходят партийные и комсомольские собрания.
В полках идет подготовка к принятию присяги. Текст ее давно все выучили как урок. Готовы повторить в любую минуту. И готовы ее выполнить.
- Но я, понимаешь, забыл немного материальную часть, - жалуется мне при встрече Саша Белослудцев. - Присягу помню, а кое-что из матчасти забыл. Не на чем попрактиковаться.
- Скоро попрактикуешься.
- Пора, пора, земляк.
Разговоры о материальной части всюду. Солдаты смотрят кино "Свинарка и пастух", а переговариваются о карабинах. Шагают на марше - толкуют о том же.
Похудел малость мой друг Алеша Поздеев. Но выглядит по-прежнему богатырем.
- Как дела, Алеша?
- Нажимаю на земляные работы, - вполне серьезно отвечает товарищ. - Три кубометра в день.
- Помогает?
- А что же делать? Махать руками? Произносить речи?
Чувствуется, что Алеша зол. Нетерпение написано на его лице. Он стал даже немного суетлив, что никогда не шло к его полной фигуре.
Благодушным на вид был, пожалуй, только майор Василий Александрович Мал ков. После прибытия полковника Киршева он стал командиром 1188 стрелкового полка. При встречах, как всегда, улыбался:
- Как воюем-можем? Сколько захватили у противника городов?
- У вас как дела, товарищ майор?
- Ходим, ползаем, бегаем, поем... ~ - Скоро на фронт?
- Готовы хоть сегодня.
Оптимизм майора Малкова искренний. Кадровый командир отлично понимает обстановку. В таком же настроении держит он и свой полк.
Совсем по-другому ведет себя офицер Новаков, холеный, красивый, баловень из интендантов. Он мелькает по лагерю как метеор, прислушиваясь к каждому пустяку, встревая в самый незначительный разговор.
- Как вы сказали? Сдача Ярцева - гибель для Москвы?
- Да, да - гибель...
- А может, гибель для всего Советского Союза?
- Не придирайтесь к словам.
- Вы повторите свое заявление в другом месте.
- Повторю где угодно, только отваливай отсюда.
- Ха-ха-ха! Интересный экземпляр.