Закутавшись в свою накидку и медленно что-то жуя, Монти внимательно приглядывался к Ангустине и чувствовал, что злость его прошла.
— Ладно, хватит, идите в укрытие, лейтенант, северяне уже ушли!
— Вы играете куда лучше меня, господин капитан, — упорно продолжал изображать игру Ангустина, хотя голоса его уже почти не было слышно. — Но сегодня вы что-то не в форме. Почему вы все смотрите туда, на вершину? Откуда такая нервозность?..
В снежной круговерти пальцы лейтенанта Ангустины разжались, и в трепещущем свете фонаря было видно, как державшая их рука безжизненно повисла вдоль шинели и из нее выпали последние раскисшие карты.
Прислонившись спиной к камню, лейтенант медленно запрокинул голову; странная сонливость овладела им. (
XVI
Лейтенанта Ангустину похоронили, и время в Крепости потекло, как прежде.
Майор Ортиц спрашивал Дрого:
— Ты сколько уже здесь?
— Четыре года.
Неожиданно пришла зима, самое томительное время в году. Теперь надо было ждать снега: сначала он ложился слоем в четыре-пять сантиметров, потом, после перерыва, слоем потолще, а потом уже сыпал и сыпал без конца. Казалось, весна никогда не наступит. (И все-таки в один прекрасный день, гораздо раньше, чем все предполагали, становилось слышно, как со смотровых площадок текут весенние ручейки, и зиме нежданно приходил конец.)
Гроб с телом лейтенанта Ангустины, обернутый в полотнище знамени, покоился в земле, за невысокой оградкой, рядом с Крепостью. Над могилой возвышался белый каменный крест с выбитым на нем именем. Солдату Лаццари чуть в сторонке поставили крест поменьше, деревянный.
— Я иногда думаю… — сказал как-то Ортиц, — вот мы все жаждем войны, надеемся на случай, обижаемся на судьбу за то, что у нас никогда ничего не происходит. А взять хоть Ангустину…
— Выходит, — откликнулся Джованни Дрого, — выходит, Ангустина не нуждался в благосклонности судьбы и все равно сумел отличиться?