И вот в Театре имени Пушкина премьера — спектакль по пьесе М. Булгакова «Дон Кихот».
Когда поднимался занавес, зритель видел заснувшего над книгой старика. Он как-то по-детски обнимал ее, да и весь он, щуплый и беззащитный, напоминал слабого, больного ребенка. Наивный мечтатель Алонсо Кихано, добрый, оскудевший дворянин, проводил дни и ночи над рыцарскими романами. Но вот он открыл глаза. Духовная сила преображает книгочия Алонсо Кихано в рыцаря Дон Кихота: он встает во весь рост, и сразу нет сомнений — да, он потомок богатырей. Поразительная худоба его была благородна, духовна и никак не смешна. Словно искупая вину за развенчанного и высмеянного тюзовского Дон Кихота, Черкасов отнесся к нему теперь с нескрываемой симпатией и даже нежностью.
Пьеса Булгакова удачно передавала нравственно-философскую суть романа. Монологи Дон Кихота очень нравились Черкасову и стали идейной опорой спектакля. В речи о золотом веке, в напутствии Санчо перед его губернаторством, в диспуте с черствым духовником герцога Черкасов был действительно «вдохновенным идальго». С подкупающей искренностью подымал он свой голос в защиту справедливости и добра и бросал вызов самодовольству, бессердечию, лжи и насилию. Черкасовский Дон Кихот казался бесспорным, словно сошедшим со страниц романа Сервантеса. Высокая этика побуждений героя, его значительность поддерживались и внешними средствами. Гордый профиль с орлиным носом, большой, в ореоле седых волос лоб мудреца, мягкие усы, бородка, строгий черный костюм дворянина, благородная осанка, торжественный жест придавали образу монументальность и в то же время особое изящество, глубокую интеллигентность.
В этой постановке у Черкасова — Дон Кихота был великолепный Санчо Панса — Б. Горин-Горяинов. К нему и отошло чуть ли не все комическое в спектакле. Но от сцены к сцене за внешним контрастом между Дон Кихотом и Санчо вырисовывалось их единомыслие во взгляде на человеческую справедливость и достоинство. Простодушное, но мудрое правление Санчо на острове Баратария доказывало это самым очевидным образом. Идеалы мечтателя-гуманиста и представления крестьянина о правде оказывались совместными и близкими. Поэтому тема их сердечной дружбы, развитая в спектакле и вносившая в него лирическую теплоту, углубляла и его идейный смысл.
Особенностью пьесы и спектакля было то, что великое в Дон Кихоте граничило не столько с комическим, сколько с трагическим. Тщетность усилий Дон Кихота вырваться из затхлого мирка на большую дорогу жизни в поисках подвигов была выражена уже в композиции постановки. Трижды покидал Дон Кихот свой дом в наивном порыве воплотить свою мечту и трижды был вынужден вернуться. Последний раз, побежденный бакалавром Самсоном Карраско в поединке и сломленный духовно, — навсегда.
В облике Дон Кихота — Черкасова тоже выражалась трагическая неслиянность идеи и дела. Головой мыслителя венчалось бесплотное тело, для которого доспехи и меч были слишком тяжелы. Правда, Дон Кихот вместе со своим оруженосцем одержал верх в жаркой потасовке с погонщиками, воодушевясь, он выиграл первую схватку в турнире с Рыцарем Белой Луны, но потом силы покидали его. И вот доспехи Дон Кихота везут на Росинанте, а сам он, опираясь на палку, согбенный, с перевязанной рукой, бредет домой, как в плен. Победитель принудил его отказаться от рыцарских странствий навсегда. И Дон Кихот превращается в больного старика Алонсо Кихано. «Я боюсь, не вылечил ли он мою душу, — говорил Дон Кихот о Самсоне Карраско, — а вылечив, вынул ее, но другой не вложил. Он лишил меня самого драгоценного дара, которым награжден человек, — он лишил меня свободы, он сковал меня, Санчо. Смотри, Санчо, солнце срезано наполовину, земля подымается все выше и выше, пожирает его.