– Тебе понадобятся перо и бумага, чтобы написать записку в посольство. Мой слуга отнесет ее.
– Так уж и быть, – быстрым уколом двузубой вилочки она подцепила последнюю апельсиновую дольку, и заела ею паштет.
– Боюсь, девочка, мы этак поспеем только к объедкам жаркого! Все по пословице, – заметил маркиз, оглядывая улицу, ведущую через предместье к воротам.
Скоро должно было бить полдень, улица была полна людей.
– По которой пословице?
– Кто рано встает, тому…
Алессандрина расхохоталась так, словно услышала непристойность. Уследив за извилистым скольжением ее мысли, маркиз едва сдержался сам. Пословица о встающем и дающем презабавно вывернулась.
– Вот что, девочка: объедки с королевской трапезы не есть мое любимое кушанье. Раз уж мы проснулись и сели в седло, нужно постараться успеть… Поэтому держи поводья крепче, потому что мы поскачем, а не поедем шагом.
Простолюдины жались к стенам, срывая шапки и не успевая разглядеть, кто это такой неистовый мчится по самым широким улицам во главе своей свиты и бок о бок со своей дамой. Какая-то женщина из-под самых копыт с воплем выхватила зазевавшегося дитятю; визжа, отлетела в сторону попавшая под кнут шавка.
Но рыночная площадь так кишела народом, что поневоле пришлось умерить прыть.
– Глядите, его светлость опять что-то перепутал! – радостно сказали сбоку.
Так, значит мирафлоровы остроты все же пошли по городу… Ладно, коли так.
Дон Карлос развернул коня к шутнику боком, раскланялся.
Эта толстогубая харя попадалась ему на глаза уже не в первый раз. И дурашливый радостный голос он слышал тоже не впервые.
– На этот раз путаница произошла к обоюдному удовольствию, милейший. Но лучше бы ты утруждал свой острый глаз и острый язык по иным поводам. Не все гранды так любезны, как я. Граф Мирафлор в подобном случае отшутился бы кнутом.
Шутник был не из робких. Он предерзко вернул поклон, приподняв войлочную шапку.
– Коли так, ваша светлость, нельзя ли просить вас о любезности представить вашу даму честным горожанам?
Один поворот головы и свита мигом их разгонит. Побегут, как крысы, на бегу изощряясь в остроумии…
– Я не из тех, кто скрывает имя своей дамы, милейший. Честь имею представить – донна Алессандрина, племянница светлейшего посла венецейского.
Она тронула коня пяткой, чтобы подался вперед, кивнула. Колючий ветер насмешек стихал как будто.
– Отчего ж вы не спрашиваете, как поживает моя крестная матушка донна Исабель? Это с вашей стороны неучтиво, обычно вы это делали. Но будем считать, что вы спросили. Моя крестная матушка донна королева Исабель поживает все лучше и лучше. Если же вам любопытно, на каких еще турнирах защищала мою честь моя достойная и добродетельная супруга, то должен признаться, что всячески оберегаю ее от подобных подвигов. Хотя, полагаю, в войне с маврами от нее будет больше пользы, нежели в гостиной кастильо д'Агилар… Будь она крестоносной воительницей, как ее достославные предки я почел бы за честь быть ее смиренным оруженосцем. Кажется, я все доложил вам о своих делах…
Алессандрина улыбалась. Перепалка походила на модное нынче фехтование: чувствительные, но не болезненные уколы возвращались сторицей.
– Любезные горожане, дайте же нам проехать, мы торопимся, – шутливо взмолилась она. Народ с прибаутками начал расступаться, прямо сказать, не слишком торопливо. Карлос от возбуждения теребил наполовину стянутую перчатку.
Проезд уже почти освободили…
Фанфары.
В толпу на рысях ворвался королевский охотничий выезд.
Маркиз и его любовница оказались лицом к лицу с доном Фернандо и донной Исабель.
– Горе нам, мы не поспели и к объедкам, – одними губами сказала Алессандрина.