Я открываю свой и обнаруживаю три учебника. Перед ними стоит полупустая чашка кофе и обертка от булочки с корицей. К дверце приклеены две фотографии: одна со мной и Чарли, другая с ней одной.
Я отрываю ее фото и смотрю на него. Почему, если мы были несчастны, я храню ее фотографии в своем шкафчике? Особенно эту. Ее определенно сделал я, поскольку по стилю она подходит остальным моим работам.
Девушка сидит на диване со скрещенными ногами. Ее голова наклонена вбок, и она смотрит прямо в объектив.
У нее напряженный взгляд — словно заглядывает мне в душу. Чарли выглядит уверенно и комфортно, и хоть она не улыбается, я вижу, что она счастлива. Когда бы это ни было снято, это был удачный день для нее. Для нас. Ее глаза кричат о тысяче вещей, но самая громкая: «
Первые три урока были для меня открытием. Ни одна тема обсуждения не была мне знакомой. Я чувствовал себя самозванцем, оказавшимся не в своей тарелке.
Но стоило мне прийти на четвертый урок и сесть рядом с Чарли, мое настроение улучшилось. Она мне знакома. Единственная в мире, полном непоследовательности и недоумения.
Мы периодически смотрели друг на друга, но так ни разу и не заговорили. Даже в кафетерии. Я оглядываюсь на наш столик и на два свободных места — все остальные заняты ребятами со вчера.
— Давай сначала возьмем еду.
Она быстро смотрит на меня и отворачивается.
— Я не голодна. Подожду тебя за столом. — Девушка направляется к нашей группе, а я становлюсь в очередь.
Взяв поднос и пепси, я занимаю место за столиком. Чарли утыкается в телефон, ограждаясь от бесед.
Парень справа — Эндрю, кажется — пихает меня локтем.
— Силас, — он начинает тыкать в меня. — Скажи ему, сколько я выжал в понедельник!
Я смотрю на парня напротив. Он закатывает глаза и допивает содовую, прежде чем стукнуть бутылкой по столу.
— Да ладно, Эндрю! Думаешь, я настолько глуп, чтобы поверить, что твой лучший друг не соврет ради тебя?
«Лучший друг».
Эндрю мой лучший друг, а я даже не знал его имени тридцать секунд назад.
Я перевожу внимание на еду перед собой. Открываю содовую и делаю глоток. Тут Чарли сжимает свою талию. В кафетерии громко, но я все равно слышу, как урчит ее живот. Она голодна.
«Тогда почему не ест?»
— Чарли? — я наклоняюсь к ней. — Почему ты не ешь? — Она просто пожимает плечами. Я говорю тише: — У тебя есть деньги?
Она смотрит на меня, будто я только что раскрыл ее секрет всему залу. Девушка сглатывает и стыдливо отворачивается.
— Нет, — тихо отвечает она. — Я отдала последние деньги Джанетт. Как-нибудь продержусь до возвращения домой.
Я ставлю свой напиток на стол и подвигаю к ней поднос.
— Вот. Я возьму себе другой.
Когда я возвращаюсь к столу, она попробовала пару кусочков еды. Чарли не благодарит меня, и я чувствую облегчение. Это не то одолжение, которое требует благодарности. Надеюсь, она ожидала от меня подобного.