Здесь директор лаборатории доктор Глостер, прежде чем приступать к докладам, улыбаясь по-домашнему, предложил гостю лёгкие напитки и закуски. Джон Макинтош, изображая деловитость, отказался, но одна его рука быстро подхватила с тарелки крекер, а вторая — рюмочку; затем он увлёк кокну заместителя директора Сэмюэля Бронсона. Отец Мелехций, продолжая сидеть с полузакрытыми глазами, прислушался.
Макинтош и Бронсон были старинными, ещё школьными, приятелями; оба после школы учились тут же, в Оксфорде, и держались друг с другом запросто.
— Что у вас происходит, Сэм? — спросил сэр Джон.
— У тебя есть вся информация, Джон.
— Прекрати эту официальщину, дружище. Мне её тут и без тебя напихают. Ты знаешь, я занимаюсь очень многими делами, более злободневными, чем эта авантюрная лаборатория. Сейчас я говорю о том умершем, вашем специалисте по России.
— Все когда-нибудь умирают, — уклончиво ответил Сэм. — Старина Биркетт врезал дуба на работе. Не такой уж редкий случай в наши тяжёлые времена.
— В прошлом году были ещё двое, ты не забыл?
— Джон, я — замдиректора по технике, а эти случаи не связаны с техникой. Спрашивай наших историков. Мы обсуждали и решили, что причина — в тех событиях, в которые они попадали в прошлом.
— Если они попадали в прошлое, Сэм.Если.
— Ты сомневаешься?
— Я во всём должен сомневаться, у меня работа такая.
Они уселись за стол и переглядывались, недовольные друг другом, в то время как доктор Глостер вещал:
— …снимает реплику человека, которая есть волновая функция каждой частицы тела оператора, или тайдера[5] . Излучение нужной частоты создаёт в прошлом физический объём, то, что мы называем фантомом: тайдер остаётся в нашем настоящем, не претерпевая физических изменений, а фантом независимо живёт в зафиксированном прошлом,
Отец Мелехций едва заметно улыбнулся. Уж он-то знал, какова степень этой независимости. Попадая в прошлое, он действительно был абсолютно независим и от доктора Глостера, и от премьер-министра, и вообще от чего-либо вэтом мире. Но не от себя самого. Между ним, живущимтам, и им же, лежащим на кушетке тут, будто протянута струна. Одно неловкое движение — порвал её, итут тебя больше нет. Интересно, что не все это чувствуют. Полковник Хакет, например, не чувствует; он абсолютно лишён страха, как и иных каких-либо комплексов.
— Сам процесс мы назвали тайдингом, — журчал голос доктора Глостера. — А открыл эффект в 2047 году…
— Давайте не будем говорить о вещах общеизвестных, — остановил его сэр Джон, вызвав смешки: «общеизвестность» ограничивалась штатом лаборатории ТР, премьер-министром и самим Джоном Макинтошем. Даже министр иностранных дел не знал, чем они занимаются, а директор МИ-7 хоть и знал, но не очень верил. А располагалась их маленькая организация в здании — вернее, под зданием, вполне легальной Oxford University Engineering Laboratory, занимая половину первого этажа и пять этажей вглубь.
Джон Макинтош надулся:
— Да, уже и я наизусть выучил, что излучение удерживается приборами и возникает симбиоз фантом-оператор.
— Приборами, создание которых стало возможным благодаря предоставленным лаборатории финансам, — ввернул доктор Глостер.
— Из которых львиная доля идёт на оплату счетов энергетических компаний, — бросил на это представитель премьер-министра. — Ваша лаборатория тратит энергию со скоростью кролика, пожирающего клевер. Но в отличие от клевера энергия денег стоит, особенно в наши кризисные времена… Кстати, премьер поддерживает вашу авантюру исключительно по этой причине: вы тратите энергию. Это убеждает, что вы тут не только болтовнёй занимаетесь.
— Простите, сэр, — возмутился Глостер, — ваши слова…
— Давайте без обид, — мигом отозвался Макинтош. — Положа руку на сердце, мы не имеем никаких результатов.