Обтерев ложку носовым платком, Артем засунул ее за пояс. А куда ее еще? Женщина отвела его в соседний домик, из дверей которого валил пар. Домик оказался баней. Здесь женщина передала Артема в руки маленького мужичка, который знаками предложил Артему раздеться и объяснил, что попарит его. Артем не заставил себя уговаривать, но когда стянул рубашку, увидел в глазах у мужичка ужас. Артем удивился и, шагнув к мужичку, спросил:
– В чем дело?
– Крест твой где? – спросил мужичок, показывая на голую грудь Артема.
– В лесу, худые люди, – ответил Артем, понимая причину ужаса.
– Ах, – протянул мужичок, – охальники, бесово отродье.
Мужичок с уважением посмотрел на мускулатуру Артема, не столь заметную под одеждой, но достаточно рельефную и бросающуюся в глаза, когда тот разделся. Рост у Артема был сто восемьдесят сантиметров, и мужичок был почти на голову ниже его и заметно хлипче. Хотя жилистый. И парил он чрезвычайно профессионально, доведя Артема до изнеможения. Несколько непривычно было отсутствие мыла, но все равно так хорошо Артем еще никогда не мылся в бане.
Попарившись, Артем оделся в свою одежду и был препровожден еще в одно просторное помещение, где ему была показана лавка, и он понял, что это место, где ему позволено переночевать. Мужичок попытался выскочить, однако Артем остановил его.
– Погоди, как зовут-то тебя?
– Онуфрий я, слуга отца Александра.
– А что это за град?
– Санкт-Петербург, – удивился Онуфрий.
– А река здесь какая?
– Нева, – еще больше удивился Онуфрий. “Ничего себе, – подумал Артем, – вроде в это время на Неве никаких городов быть не должно. Неужели я попал в другой мир?”
– А какой сейчас год? – осведомился он.
– Семь тысяч триста восемьдесят пятый, – ответил, морщась от напряжения, явно с трудом вспоминая, Онуфрий, и Артем с трудом разобрал его произношение числительных. Впрочем, непривычная цифирь его не удивила: он знал, что православные вели летосчисление от сотворения мира. Хотя ситуации это не прояснило: а как эта хронология соотносится с известной историей?
– А от рождества Христова? – спросил он.
– По немецкому, про то отец Александр ведает, – ответил Онуфрий, – а ты что ж, умом тронулся, что года не знаешь? Ты не римской ли веры, чай? Почто борода брита?
– Православный я, – быстро сказал Артем. – Только отец мой от людей давно ушел, в глуши жил. А бороду зачем он брил и меня приучил, про то я не знаю. Только повелел он мне идти с ним в эти края с торговым обозом, ничего не объяснив. Сам с нами шел, да погиб. Я один бежал.
– Так вот почему язык россейский плохо знаешь… Отец-то твой русский?
– Русский, но в том лесу, во Владимирском княжестве, один народец жил, они так, как я, говорят.
– Чудно, – произнес Онуфрий. – Так ныне у тебя никого нет?
– Никого, – подтвердил Артем. – А расскажи, кто правит здесь?
Онуфрий подбоченился. Роль гида, поучающего незнайку, ему явно льстила.
– Правит здесь гроссмейстер Альберт.
– Тевтонский орден, что ли? – спросил, холодея, Артем.
Похоже, история в этом мире пошла другим путем.
– Ингрийский, – ответил Онуфрий. – Тевтонский, он за Паровой, и тевтоны с ингрийскими рыцарями не дружат.
– А велики ли владения Ингрийского ордена?
– Ингрия, все новгородские и все псковские земли. В голове у Артема начало что-то проясняться. Он вспомнил, что Ингерманландией шведы называли земли, которые в его мире соответствовали западной части Ленинградской области. Стало быть, Северная Русь пребывает здесь под неким немецким орденом. А остальное?
– А Москва как? – спросил он и прикусил язык. Спрашивать о местах, из которых прибыл, слишком неосторожно. Но Онуфрий, уже прочно войдя в роль учителя, наставляющего незнайку, на эту его ошибку внимания не обратил.