Она уже была внизу, когда на этажах начали осторожно приоткрываться двери, и соседи, через цепочки, испуганно спрашивали друг у друга о происходящем. Сорванный голос где-то продолжал страшно хрипеть, кровь капала в лестничный пролёт.
Миновав пустой двор, Вера вышла на улицу. Никогда раньше она не замечала, что ровный городской шум столь благозвучен и так хорошо действует на нервы.
Вера Дансева училась в школе неважно. Она была спокойна, но остра на язык, и учителя её побаивались. В выданной характеристике значилось: «Груба с учителями и старшими, безразлична к учёбе, от общественной работы отказывается демонстративно, с товарищами по классу не общительна».
В общем, всё было приблизительно так, за исключением последней фразы. Ведь у неё были и я, и Котов, и Петрушка… Трудно сказать, что нас связывало. Возможно, мы, все четверо, были дальними потомками какого-нибудь великого сумасшедшего.
В восьмом классе Вера показала всей школе, что она способна на поступок. Наш преподаватель физкультуры имел слабость подглядывать в женскую раздевалку, да и вообще смотрел на девочек как-то нехорошо. Однажды, когда учитель прильнул к щёлке в очередной раз, Вера тихо подошла сзади и тронула его за плечо. А когда он обернулся — влепила ему оглушительную затрещину. Больше всего меня удивило то, что она дала и второй раз. Она ударила бы и в третий, если бы учитель, опомнившись, не схватил её за руку.
После массовых допросов в кабинете директора дело замяли, а учителя перевели в другую школу.
Полгода Вера проучилась в Медицинском институте. Конспект по истории КПСС она подписала «История болезни». Её отчислили во время первой же зимней сессии.
Года два, в то время, когда мы с Котовым тянули армейскую лямку, Вера болталась по стране с системщиками — была такая советская разновидность хиппи, путешествующих автостопом, с разработанной системой взаимопомощи. В этих компаниях или, как их там, общинах, она пристрастилась к травке, и там же первый раз укололась. Когда появилась зависимость, путешествия потеряли смысл. Собирались у кого-нибудь в квартире человек по десять, делали из салутана очень плохой эфедрин — «джеф» и тащились посредством одной на всех иглы часы или сутки, пока не заканчивался раствор. Болели гепатитом все вместе или по очереди.
Потом и это ей наскучило, да и кстати подвернулась по знакомству хорошая работа в «Интуристе». Сама по себе должность собачья, но давала возможность для валютных махинаций, в которые Веру незамедлительно и втянули. А дальше всё покатилось по наклонной. На запах «зелёных» потянулись фарцовщики, и тогда же на сцене появился Лёха Банданов — гроза невской панели и галёрки. Распугав шантрапу, он предложил Вере свою защиту.
С того дня при встречах он угощал её очень хорошим косячком, который Вера с удовольствием выкуривала дома после работы. Однажды, вместе с обычной травкой, он сунул Вере бумажный пакетик с порошком.
— Попробуй для интереса, — подмигнул он по-приятельски.
— В смысле… а сколько стоит?
— Ерунда, не стоит говорить. Тебе помочь?
— Разберусь. Спасибо…
— Ну, бывай.
На другой день Вера сама разыскала Банана и за символическую сумму взяла ещё одну дозу. И на следующий день тоже.
Вера взяла больничный, и Банан стал её частым гостем. На протяжении десяти вечеров Вера погружалась в нирвану, проживая день в ожидании вечера, а на одиннадцатый он не пришёл.
Он появился только через сутки и угостил Веру большей чем обычно дозой. Вера отключилась, и Банан её изнасиловал. К величайшему его удивлению, двадцатилетняя наркоманка, проболтавшаяся несколько лет по стране с хиппи и панками, оказалась девственницей.
Очнувшись и сообразив, что произошло, Вера едва не свихнулась от обиды.