Я предлагаю вам его нежно, трепетно полюбить. С первого взгляда. Одного только его - больше никого. Не меня - это уж точно. А вслед за вами его станут любить все остальные. Потому что ваш авторитет великого властелина может - и должен - сделать эту любовь всеобщей. А любовь, как уже установлено, самоподдерживающийся процесс, стоит его только запустить. В отличие от ненависти и страха. И то, чего невозможно добиться ни ненавистью, ни страхом, будет исполнено и совершено любовью. И освящено, и освещено - ею же. В том числе и вашей, потому что это правильно, хорошо и необходимо - любить творение своих рук. И сбудется, наконец, ваша главная мечта - вы окажетесь над схваткой, вы получите ту самую легитимность, которой у вас нет и не может быть. В Наследнике. В Царском Роде. Отныне и навсегда.
– А ведь я его даже не знаю, - печально произнёс Сталин, поглаживая ус. - О ком же вы говорите? Кто это?
– Да вы что, Иосиф Виссарионович?! - потрясённо захлопал ресницами Гурьев. - Да побойтесь же Бога, - за кого же вы меня принимаете-то?! Мы же с вами ещё не то, что к консенсусу - даже к тени его не приблизились. И вы уже хотите, чтобы я взял - и самую дорогую свою мечту, самую заветную думушку, кровиночку свою - вот так вот перед вами взял, да и выложил?! За ваши, Иосиф Виссарионович, красивые глаза, которые у вас, к тому же, не красивые, а вовсе даже страшные? Да за что ж это вы со мной так, Иосиф Виссарионович?!
– Ну хватит, хватит, - помахал Сталин перед лицом ладонью. - Одно из ваших условий я знаю. Вы хотите быть моим советником. Что ещё?
– Нет-нет, давайте сначала остановимся на этом. Советник, - Гурьев воздел очи горе и повторил, словно пробуя на вкус: - Советник. Это не горячо, Иосиф Виссарионович. Это так - тёпленько. Видите ли, какое дело. Я не могу быть вашим советником.
Вот теперь Сталин удивился. По тому, как прыгнули блики в тигриных глазах, Гурьев понял - на этот раз Сталина он достал. Зацепил.
– Почему? - с глубоким, неподдельным интересом спросил Сталин. - Это стыдно - быть советником Сталина? Опасно? Тяжело?
– Это и опасно, и тяжело, - вздохнул Гурьев. - Но не стыдно - конечно, нет. И совершенно не в этом дело. Нет, ну, действительно, Иосиф Виссарионович, - как вы это себе представляете? Вдруг, откуда ни возьмись, вырастает за креслом у товарища Сталина какой-то гладкорожий откормленный громила с оловянными буркалами, а товарищ Сталин заявляет: это, дорогие товарищи и соратники, большевики и коммунисты, мой новый советник - Яков Кириллович Энский, прошу любить и, так сказать, жаловать. Вы представляете себе, какая буря поднимется? Какая начнётся аппаратная игра, какие столкновения амбиций, какие шекспировские страсти! Зачем это?! И потом - как я уже говорил, меня не интересуют награды и привилегии.
– Допустим, вам действительно не бывает ни жарко, ни холодно, - кивнул Сталин. - Но вы, по-моему, не дух. Вам нужно есть, пить, спать. Где-то жить. Разве нет?
– Конечно, - вздохнул в ответ Гурьев. - Но зачем же быть при этом официальным советником товарища Сталина? Можно быть сторожем. Или принимать стеклотару. А к товарищу Сталину просто заходить поболтать. Никаких обязательств. Ни с моей стороны, ни со стороны товарища Сталина. Мы будем присматриваться друг к другу, проверять наши взаимные чувства. Разговаривать. Беседовать. О том, о сём. Обо всём. Товарищ Сталин будет знать, что Якову Кирилловичу от него ничего не нужно. И Яков Кириллович будет знать, что товарищ Сталин искренне заинтересован в том, чтобы, иносказательно говоря, жениться на Якове Кирилловиче - доказать ему свои абсолютные серьёзность, чистоту и глубину намерений. Чтобы Яков Кириллович ему поверил - и показал наследника.
– А вы не верите товарищу Сталину? - улыбка снова промелькнула в сталинских усах.