Мамиконян отреагировал:
– Но мы же сотрудничаем с вами, а потом – преступление совершено в Армении и армянскими гражданами, выдать их – нанести удар по правительству, может, именно этого провокаторы и хотят.
– Не согласен с такой оценкой.
– Не спешите с выводами. Для армянского правительства такая провокация – сумасшествие. И потом как-то непонятно, инциденты такого рода имеют место по всему Закавказью, причем в Армении в 1992 году примерно в два и более раза реже, чем в соседних с ней Грузии и Азербайджане. Это и «Известия» 14 июня подтвердили. Но когда что-либо случается именно в Армении, в Москве резонанс особенно бурный. Прошу вас, не нагнетайте обстановку.
– Вина на армянской стороне, и может встать вопрос о полном выводе российских войск из Армении.
– Может быть, как раз ради этого и осуществлена провокация в Гюмри? В Армении есть силы, заинтересованные в выводе российских войск.
Вскорости я лично убедился в справедливости этого утверждения: в Армении были и есть и такие силы.
Но г-ну Кунадзе как шлея под хвост попала. Не успел уйти Мамиконян, как он набросился на нас с Кузнецовым, обвиняя в том, что мы принесли ему «пустой» проект заявления правительства об инциденте в Гюмри. Мы действительно считали, что глупой ноты от 11 июля и объяснений с постпредом более, чем достаточно, на тот момент, и никаких правительственных заявлений вообще не нужно, ну а уж если так хочется выполнить ЦУ, спущенное от Гайдара, лучше всего ограничиться заявлением без грома и молний в адрес Армении, но с публичными соболезнованиями семьям погибших. Поэтому на критику я ответил г-ну Кунадзе: после полученных по вашему требованию разъяснений и до окончания расследования никаких заявлений делать не следует, а вот прокуроров из Москвы в Армению направить, так как военная прокуратура ЗакВО может оказаться необъективной.
На мои слова о том, что надо принять к сведению письменные и устные заверения правительства Армении и не поднимать преждевременной публичной полемики, г-н Кунадзе решил нанести удар мне:
– Вы бы лучше вот так же отстаивали интересы России, как вы сейчас встаете на защиту Армении.
Мой ответ не заставил себя долго ждать:
– Выступая адвокатом страны пребывания, посол как раз и имеет в виду прежде всего интересы собственной страны, заботясь о будущем ее отношений с подзащитным. Именно так мы делали в 50-е годы, когда убеждали Москву в необходимости развивать отношения с Сиануком, которого обливали по моями наши друзья из Ханоя, пользовавшиеся беспредельным кредитом в Кремле. Именно так поступали в 60-е годы наши дипломаты, работавшие в Марокко, защищая эту страну и ее короля Хасана Второго от поклепов со стороны «социалистического» Алжира и наших представителей там. Точно так же посольству СССР во Франции пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать Москве, что президент Жискар д’Эстэн будет для нас не худшим партнером, чем де Голль и голлист Помпиду. Именно такая линия приносила успех нашей дипломатии во всех упомянутых мною случаях.
О своем личном участии в этих делах я предпочел умолчать, ибо это не имело принципиального значения для того урока, который мне хотелось преподать неофиту от дипломатии, оказавшемуся в кресле заммининдел, а в те дни – вообще главным по МИДу в отсутствие министра и замов неопытнее.
Кунадзе встретил мою реплику суровым молчанием и не взял меня с собой, когда поехал докладывать об инциденте и.о.премьера Гайдару, а зря. Гайдар выслушал версию Кунадзе и в своем телевизионном выступлении в тот же вечер наорал на Армению, что выглядело довольно-таки глупо и безответственно. Это выступление Гайдара явилось одной из первых, если вообще не первой, демонстрацией «державности» нашими министрами-демократами, демонстрацией, как и все последующие, довольно неуклюжей и необоснованной.