Зачем в замке сто лошадей?
Он подошел к своему Закату, взялся за щетку. Руки работали споро и сноровисто, конь тихо пофыркивал, не мешая хозяину размышлять. Рядом трудились друзья, многие полусонные и едва одетые. Вот вбежал юный Родерик, а за ним — хмурый, настороженный новичок.
Роланд чувствовал себя плохо среди незнакомых людей. На него с любопытством поглядывали из-за конских спин полуголые молодые мужчины — крепкие, сильные, с кожей намного темнее, чем у него. В их взглядах он не встречал враждебности, но остро ощущал свою чуждость. Это все рыцари, думал он. Ну, пусть не все, большая часть. Они служат своему лорду. Знают ли они, кто я? Может, и так.
А что, если он — мой враг!..
“А что, если он — мой враг!..”
Эта мысль не оставляла Роланда, пока он, едва успевая за тянущим руку Родериком, пробирался через переполненную конющню.
Здесь собралось, кажется, все население замка Арден. Среди полуодетых, разлохмаченных рыцарей и их оруженосцев невозможно было различить нескольких конюхов, что работали вместе со всеми.
А сколько лошадей! У Роланда разбегались глаза. Он помнил коней своего отца — могучие были звери — но их никогда не было столько. Разве что когда соберутся гости... Но со дня похорон его бедной матери в замке Арден ни разу не собрали гостей на праздник. Его отец за несколько лет превратился в угрюмого, нелюдимого молчуна. Даже со своим сыном он не желал разговаривать, что уж и говорить о соседях или крестьянах своей земли... А потом его стали называть колдуном. И король его не помиловал.
— А вот и Мун! Посмотри, Роланд, что за прелесть! — прервал его мысли неугомонный сын нового лорда.
В ответ раздалось приветственное ржание.
Роланд посмотрел. Кобыла и впрямь была на загляденье — ростом с боевого коня, тонконогая, сильная и на вид прекрасно ухоженная. Она нетерпеливо потянулась к своему молодому хозяину и получила угощение — соленую корку хлеба.
— Ей уже два года! А когда она обогнала всех в табуне, еще года не было. Ни один жеребец ее не догнал! И никто не мог на нее сесть, только я, и то, если приносил хлеб с солью, — продолжая весело болтать, Родерик ухватил скребок и принялся сноровисто расчесывать гладкую, густую черную шерсть. Мун только всхрапывала, точно мурлыча под его лаской. Она и к Роланду отнеслась благосклонно, даже не фыркнула на чужого, а только влажно дохнула ему в лицо.
У меня тоже была такая, хотел уже сказать он, но смолчал. Была, да, что говорить, не совсем такая. Конюх Пак сам, по секрету от лорда, выделил двенадцатилетнему господину кобылку — не видную, не дорогую, но все-таки лошадь. А о таком коне ему только мечтать... Он сжал губы и молча стоял перед стойлом Мун. Еще посмотрим, у кого будут лучшие кони!
— Она дочь Ворона! — оживленно продолжал Родерик, несмотря на его молчание, и махнул щеткой куда-то в сторону. Переведя взгляд туда, Роланд заметил очень крупного вороного жеребца с длинной пушистой гривой, которую в этот момент чесал конюх. Вороной не стоял смирно, а нервно помахивал головой, топал копытами.
— Это он отца ждет, — объяснил Родерик. — Он и мне позволяет себя чистить, и Тому тоже, и Маркусу, но каждое утро ждет, когда придет мой отец.
— Он придет сюда? — Роланд так удивился, что позабыл о своих обидах. Неужели граф придет чистить коня!
Он пришел.
Роланд увидал его неожиданно, уже когда тот шел по проходу между стойлами, а работающие люди приветственно кланялись, не выпуская из рук скребков и лопат. Лорд поспешил к своему Ворону, кивнул парню, что чесал гриву, и взял у него щетку. Боевой скакун тут же успокоился, замер под хозяйской рукой и всей мордой выразил удовольствие.
Сэр Конрад не мог стоять долго у своего Ворона.