– Ты сейчас такое сказал, что, будь мы на большой земле, тебя б… сам знаешь куда забрали.
Захар поскреб голову.
– Не то ты говоришь, парень. Но ты хоть из русских. А этот… – Захар пнул ногой бессознательного стражника. – Хрен его знает, чей. Может, и не финн.
Костя улыбнулся, осознавая, что до Пригодько начало доходить хоть что-то. Но Захар продолжил:
– Может, это немец или франкист какой.
Этот разговор прервал протяжный стон, раздавшийся в углу зала.
Переглянувшись, они поднялись на ноги и пошли на звук. Вскоре наткнулись еще на одного связанного. Гладко выбритый невысокий сухощавый мужчина средних лет с нехарактерными для блондина восточными скулами лица, одетый в шорты и старомодный френч с короткими рукавами, был связан так же, как и недавно они. Блондин слегка постанывал, крутился и явно собирался очнуться. Пригодько по-дружески пнул связанного, и тот открыл глаза. Сказать, что в них при виде красноармейца и фотографа появилось изумление, значит не сказать ничего. После попытки осмыслить увиденное у него перехватило дыхание.
Молчание нарушил Захар:
– Тебя как зовут, мил человек?
Блуждающий взгляд связанного блондина остановился на Косте, потом медленно перешел на Захара. Губы с трудом открылись, и узник просипел по-русски:
– Где я?
Захар улыбнулся.
– Мы вот с этим товарищем поспорили. Он утверждает, что освобождение финского народа закончилось пятьдесят лет назад, а я говорю, что война с белофиннами идет сейчас. Рассуди ты нас, мил человек.
Связанный перевел взгляд с Кости на Захара и мотнул головой:
– Бред какой-то. Зачем России воевать с собственной губернией? Кто меня связал и кто вы?
Малышев взъерошил волосы, повернулся к красноармейцу:
– Захар, я начинаю понимать. – Он еще раз осмотрел одежду Пригодько и связанного человека. – Захар, который, ты сказал, сейчас год идет, по-твоему?
Красноармеец хмыкнул:
– Как какой? Одна тысяча тридцать девятый. То есть одна тысяча девятьсот тридцать девятый.
– Вот, а по-моему, одна тысяча девятьсот девяносто девятый. – Он обернулся к связанному: – А по-вашему, какой сейчас год?
Связанный блондин покачал головой, отгоняя что-то, даже попробовал взмахнуть рукой.
– Бред какой-то. – Русский язык связанного был безупречен. – Одна тысяча девятьсот шестой от Рождества Христова. – Да впрочем, что случилось? Вы из людей Калугумбея?
Блондин огляделся и попробовал приподняться.
– Где студенты? Горовой? Где моя статуя?
Слово «статуя» одинаково подействовала на остальных участников разговора.
Захар посмотрел сначала на Костю, тот на него, оба – на связанного блондина.
– Точно. Статуя… Баба в тряпках. Я до нее дотронулся… – Рука Захара дернулась ко лбу, но вовремя остановилась. – Бесовщина.
Костя замотал головой:
– Я тоже за палку какой-то богини схватился. Только ерунда это.
Блондин затряс связанными руками:
– Что ерунда? Где студенты? Кто вы такие и почему я связан? Статуя – собственность Императорского географического общества, и за нее вы ответите. – Он, не прекращая, крутил головой. – Где Горовой? И развяжите меня, в конце-то концов.
Красноармеец почесал затылок:
– Ладно. Русский человек, по всему видно.
Связанный блондин выдал длинную тираду из сквернословии.
Захар нагнулся к нему и разрезал веревки.
– Русский, и то помощь. А контра ты или, допустим, из пролетариев, так это опосля завсегда выяснить можно.
Костя уже начал выкладывать в уме частички мозаики. Выглядело пока все достаточно абсурдно и ненаучно, но не абсурдней зеленокожих страшил и связанного красноармейца, думающего, что он находится в тридцать девятом.