Едва лифт остановился, как загудела алешина дверь, и вскоре он сам появился на лестничной площадке.
– О! Вальдемар, – воскликнул он. – А мне говорил, что поехал в библиотеку.
И верно, я сегодня собирался в библиотеку. Но как спросить его, виделись ли мы полчаса назад? Я решил спросить в лоб:
– Ты за кого собираешься голосовать?
– А что, скоро выборы? – переспросил он.
– Да, в июне… выборы президента…
– Какого президента?.. Ты что-то путаешь, Вальдемар…
– И верно… верно… – поспешно согласился я. Значит, я не смог вернуться обратно. Это меня и радовало, и печалило. Если Алеша узнал меня, значит, я есть в этом мире, а это, как нетрудно догадаться, многое меняло в моем положении.
– Если ты в столь иронической форме намекаешь на выборы президента США, то они будут не в июне, а в октябре, – продолжал он, явно задетый. – А если ты намекаешь на мою англоманию, то я думаю, это не такой уж криминал. В «Правде» вот пишут о недопустимости прогерманского уклона во внешней политике и неприемлемости для советской идеологии национал-социалистического тезиса о неравенстве рас… Что там у тебя? – сменил он тему, заметив мою ношу.
– Да вот… – купил сегодня, – я показал ему телевизор, налаженный им же час назад (к счастью, отечественного производства, по поводу чего Алеша всего час назад иронизировал).
– «Электроника», говоришь. Странно, никогда не встречал такой марки. Такие, правда, выпускали в Риге лет двадцать назад.
– Это новая модель.
– Так, я сейчас спешу. В восемь я должен быть на «Техноложке». Сколько такой?
Телевизор стоил миллион ельцинских рублей или двести долларов США.
– Сто тридцать пять рублей, – закончил я расчеты. – У тебя найдется двушка?
Мы уже спускались на лифте. Я с надеждой выглянул из темного подъезда, но нет: Россия там была советской. Алеша порылся в карманах и дал мне маленькую монетку в две копейки.
– Я к тебе, собственно, за этим и зашел. Я ключ потерял, и теперь надо домой дозваниваться, пока кто-то придет…
Алеша усмехнулся и предложил:
– Поехали со мной. У нас там встреча, девчонок позвали, и Серый будет.
– Рад был бы, но нет… Мне домой надо… И вот что еще… Мне стыдно признаться, но я забыл свой телефон. У меня такое иногда бывает.
– Да что с тобой сегодня? Совсем заучился! – и Алеша назвал телефон из восьми цифр (здесь, видимо, уже была общегосудаственная телефонная сеть). Мы вошли в метро.
– Ну, пока, звони.
Алеша прошел через контроль, ловко показав карточку, а я направился к автомату и после двух долгих гудков услышал в трубке собственный голос:
– Алло!
А у меня и язык отнялся, С чего начать?
– Вальдемар Тарнавский, – я как мог, изменил свой голос, – вам звонят из университета. Мне поручено передать вам вашу работу.
На том конце провода почувствовалось замешательство:
– Какую работу? Как вы хотите?
– Где вы живете?
– Улица Героев Халхин-Гола, дом 3, квартира 14.
Такой улицы я не знал.
– А где это?
– Это Юго-Запад. Доезжаете на метро до станции «Кораблестроительный Институт», – объяснял он, – а там направо по проспекту Стачек метров двести.
Мне ничего не оставалось, как ответить:
– Хорошо, спасибо, я скоро буду, – и повесить трубку.
Над автоматом висела металлическая карта Ленинградского имени Ленина ордена Ленина метрополитена. Я долго, подобно дремучему провинциалу, изучал её. Ленинград не превышал по размерам знакомый мне город, но восемь линий метро переплелись такой невообразимой паутиной, что я далеко не сразу нашёл нужную.