Она отрешенно смотрела прямо сквозь него куда-то вдаль и о чем-то напряженно размышляла. Князь еле заметно пошевелил пальцами своей широкой могучей пятерни. Движение было слабым, но Доброгнева сразу очнулась от своих раздумий, тут же вскочила с постели и бросилась к выходу. Она не хотела встречаться с упрямо вопрошающим княжеским взглядом, но не смогла пересилить себя и, уже открыв дверь, все-таки обернулась.
«Скажи, что это больше не придет! Я не вынесу еще одного раза!» – молили глаза Константина.
«Не скажу, ибо это будет неправдой», – сурово отвечали ее зеленые зрачки.
«Когда ждать?» – стиснул зубы князь.
«Не знаю», – последовал обреченный в своей беспомощности ответ.
«Как мне с ним бороться?»
А вот это уже было кое-что. По-мужски. Именно так и надо встречать опасность. Даже если она непреодолима. Только животные порою специально подставляют свою шею, чувствуя, что враг неизмеримо сильнее, и заранее сдаваясь на милость победителю. Им легче. К тому же им всегда противостояло такое же существо, как и они сами, действительно зачастую великодушно щадящее сдающегося врага, который таким образом переставал быть достойным противником в глазах сильного.
Хлад же не ведал великодушия, но лишь ненависть ко всему живому. Однако Доброгнева не знала ответа и на этот мужской вопрос, который лишь укрепил ее решимость пойти на все. Ценой увечий, здоровья, жизни, наконец, но попытаться сделать все, что в ее силах.
– Перед тем как лечь, привязывай к пальцу колокольчик, – наконец разжала она губы. – Только к безымянному пальцу на правой руке, – зачем она это говорила, девушка и сама не знала, но, не в силах удержаться, продолжала: – И на каждый средний палец вздень кольцо из серебра. Даже на пальцы ног. Четыре кольца и пятый – серебряный крест на груди.
Константин молча кивнул и вновь с надеждой посмотрел на нее.
– И это поможет? – недоверчиво шепнул он.
– Да, – хрипло изрекли очередную ложь ее уста. – Но только если ты сам будешь бороться до конца.
Она не могла сказать, что все это бесполезно и глупо, что спасения нет, а есть только Чудо, которое она попытается ему принести, если, конечно, вообще вернется оттуда живой и если оно есть.
И тут она вспомнила еще одно средство, причем неожиданно даже для самой себя, и решилась сказать об этом вслух, хоть и страшась предстоящего ответа:
– Ты можешь повелеть, чтобы в твоих ногах спал еще один человек. Это может помочь. – И она просяще посмотрела ему в глаза, всем своим существом умоляя сказать «да».
Константин отрицательно покачал головой. Сразу, не раздумывая, и грустно усмехнулся. «Слишком высока цена», – красноречиво ответила эта усмешка.
– Это может быть обреченный на смерть тать, – искала она выход.
– На Руси нет смертной казни, – получила она ответ, и это была правда. Восточные варвары, в отличие от кичащейся своей цивилизованностью, образованностью и культурой средневековой Европы, и впрямь не имели в Правде Ярославичей ни одного преступления, которое каралось бы смертью.
– Или больной, коему уже ничто не поможет, – не сдавалась Доброгнева.
– И это не дело.
– Тогда прощай, – печально вздохнула она, но странное дело, в глубине души испытывая гордость за человека, который очередной раз доказал ей, что она избрала своим названым братом лучшего мужчину в мире, равного которому нет ни по доброте, ни по бескорыстию, ни по верности, ни по отваге.
Не зная, вернется или нет, а если да, то когда и какая, сможет ли принести мало-мальски утешительную новость, она вновь подошла к его изголовью.