Несколько мгновений в клетке лифта – и мы очутились вверху, на лестнице грота, в котором адмиральский аэрокар «Монгольфье», в полной боевой готовности, дожидался приказа об отлете. С площадки, на которой мы стояли, он показался мне величиной с хороший парижский дом. Он слегка покачивался на привязи в тоннеле вышиной футов в сорок.
На балконе перед нишей этого левиафана стояла группа офицеров главного штаба, которым наш спутник представил нас. Предупрежденные аэрадмиралом Рапо о нашем посещении, они приняли нас очень любезно.
Здесь мы расстались с г. Реальмоном, который должен был вернуться к своему крылатому полку, подготовлявшемуся к отлету. Майор Драпье, с которым он познакомил нас, охотно согласился дать нам необходимые объяснения и мы приступили к детальному осмотру аэрокара.
Признаюсь, у меня мороз продирал по коже при виде бомбометов, пулеметов и других истребительных орудий, которыми была снабжена огромная гондола этого гиганта. Вместимость его составляла семьдесят тысяч кубических метров, подъемная сила достигала девяноста тонн; он имел двести метров длины при двадцати восьми метрах в поперечнике. Два мотора по полторы тысячи сил каждый сообщали ему скорость более ста километров в час, которую легко выносила необычайно упругая и прочная, непроницаемая оболочка, пропитанная составом, формула которого сохранялась в тайне. Балласта не было – его заменял остроумно приспособленный аппарат для быстрого охлаждения газа; в несколько мгновений он мог превращать в твердое состояние часть водорода, заключенного в оболочке, и с такою же быстротою возвращать его в газообразное состояние. Таким образом, подъем или опускание регулировались без всякой потери газа, что, в связи с почти абсолютной непроницаемостью оболочки, давало аэрокару возможность проводить в воздухе не часы, а дни и недели.
– Это наше преимущество над враждебными эскадрами, – заметил майор, – так как секрет нашего изобретения, кажется, еще никому не удалось пронюхать…
Он еще не успел окончить фразу, как страшный взрыв потряс стены туннеля, пробуждая бесчисленное эхо в ущельях гор; аэрокар дрогнул на своих канатах; снаружи послышались крики.
Мы ринулись на балкон. Офицеры наклонились над пропастью, отыскивая место взрыва. Не знаю, почему я направил свой бинокль ввысь, к ясному небу. Быть может, смутное воспоминание о вчерашней катастрофе, стоившей жизни моему бедному Вангу, руководило мною. Но я искал не напрасно…
– Майор! – крикнул я, – Майор! Господа! Там, вверху – смотрите!… За тысячу метров отсюда… или больше… смотрите сами! Крейсер! Иностранный крейсер! Сейчас он скроется в облаках… Вот, опять показался.
Майор направил бинокль в ту точку, на которую я указывал рукой.
– Верно, чтоб ему… – выругался он. – Крейсер… небольшой… странной формы… Без сомнения, немецкий разведчик, пустивший в нас разрывной снаряд. Ах, каналья! Теперь улепетывает к северу, прикрываясь облаками. А мы киснем здесь на привязи… Чего же дожидается аэрадмирал?
Тем временем один из офицеров бросился к мегафону за справкой. Спустя несколько мгновений вибрирующая пластинка ответила:
– Граната брошена сверху в лабораторию химиков. Произошел взрыв. Убитых человек пятьдесят, раненых более сотни. Аэрадмирал требует всех офицеров в Зал Совета.
Офицеры поспешили исполнить это распоряжение, а мы спустились вниз и постарались разузнать подробности катастрофы. Оказалось, что граната, пущенная сверху, пробила броню склада, в котором помещалось несколько тонн эфира, бензина, серной кислоты и других реактивов. Все это взлетело на воздух. Мы прошли к месту катастрофы. Там уже кипела работа, производившаяся в полном порядке.