Сначала я целую сына.
— Доброе утро, дорогой, — говорю я, потом подхожу к Блейку и целую его. — Я так сильно тебя люблю.
— Покажи мне, как сильно?
— Это не честно, так рано выворачивать мне руки.
Он громко смеется.
— Лана.
Мы оба поворачиваем головы в сторону Сораба, потом с удивлением переглядываемся друг с другом.
— Он сказал «Лана»? — спрашивает Блейк.
Я начинаю взахлеб смеяться.
— Я не могу в это поверить. Другие дети начинают лепетать, а мой сын сразу назвал мое имя.
Я подхожу к Сорабу, и присаживаюсь на корточки, чтобы мое лицо было на одном с ним уровне.
— Мама, — говорю я.
— Лана, — громко и настойчиво повторяет он.
— Ты упрямая штучка, не так ли? — я беру его на руки, он такой теплый и душистый, что я утыкаюсь в него носом, от него исходит запах молока. Когда-нибудь этот запах исчезнет, честно, я боюсь этого дня. — Звонила Джули с отличной новостью. Она с Вэнном кажется уладила свои разногласия.
Блейк отрезает немного сливочного масла и кладет его в кастрюлю, стоящую на плите.
— Ты думаешь, что это хорошая пара, не так ли?
— Благословенная небесами. Что мы будем сегодня делать?
— Хочешь немного позагорать?
Я сажаю Сораба обратно на стульчик.
— Что?
— Мы улетаем в Иль-де-Груа на выходные.
— Как так? Я не готова.
— Тебе понадобятся всего лишь бикини и некоторые туалетные принадлежности. Джерри встретит нас в самолет в два часа, Том будет здесь через час.
— Ты серьезно?
— Я никогда не шучу по поводу важных вещей.
Я с удивлением качаю головой.
— Давай. Будет весело.
— Ты никогда не задумывался, как бы сложилась твоя жизнь, если бы Руперт не пригласил меня в тот ресторан тем вечером?
Он вздрагивает.
— Лучше об этом не говорить.
Я подхожу к нему, прижавшись к нему всем телом, и чувствую его мгновенную реакцию.
— Ты жесткий и уже готов!
— А ты мокрая!
— И что ты собираешься с этим делать?
— Ты увидишь, после того, как я соблазню тебя лангустами и шампанским, и когда ты будешь лежать на песке, а солнце будет палить на твое голое тело, волны будут плескаться у твоих ног.
— Mнннн..., — и я чувствую запах горелого масла.
Он просто улыбается и снимает сковородку, переставив ее на другую конфорку.
Я поднимаюсь на цыпочках и целую его в кончик носа.
— Почему бы тебе не пойти в сад с Сорабом, а я тем временем приготовлю завтрак?
Он нежно проводит пальцем по горлу, его глаза наполнены страстным и яростным огнем.
— Пока я не встретил тебя, я никогда не встречал никого, кто был бы... настолько невинным. Ты никогда не поймешь, что случилось бы со мной и кем бы я стал, если бы мы не встретились в тот вечер, потому что ты слишком хороша... слишком чиста, слишком невинна, чтобы понять это. Даже, если я попытаюсь тебе объяснить, ты не поверишь мне.
— Но мы ведь встретились, — с улыбкой отвечаю я ему.
И за окном ярко светит солнце.
Бонусный материал
Блейк Лоу Баррингтон
Я знал, что что-то произошло. Знал, когда шел, ну, вам, наверное, знакомо такое чувство, словно кто-то дышит тебе в спину, я даже испытывал покалывание на шеи. Я побежал в сторону шатра все быстрее и быстрее. Но прежде, чем мне удалось добраться до входа, я уже услышал голос Виктории, которая истерически кричала. Какая-то медленно ускользающая часть моего мозга сказала мне, что ее не приглашали. Сквозь толпу, я увидел Лану, стоящую в загубленном платье, с руками, опущенными по бокам. И ее лицо... О Боже, ее лицо было совершенно белым, обессиленным, с опустившими уголками губ.
Совершенно опустошенное.
Я чувствовал себя мужчиной, выходившим из тридцатилетней комы. Мой разум совершенно был не в ладах с моим оцепеневшим телом, но отлично осознавал крах моего сердца и рев крови в барабанных перепонках, и демона, закручивающегося в моем животе.
У меня было все всего лишь несколько минут назад. Это было поразительно, насколько эффективно и тщательного спланированная свадьба была сравнена с землей. Более полного позора Лана бы не смогла испытать. Какой счастливой она была всего лишь мгновение назад.
Моей единственной инстинктивной реакцией было подбежать к ней, и увести ее подальше от этого бардака, в который превратилась наша свадьба, подальше от всех этих глаз, «чистых» тунеядцев, собравшихся вокруг нее, которые тайно радовались видеть ее униженной.
Я с яростью ненавидел их всех, но…
Но бесстрастная часть меня, которую мой отец безжалостно взрастил, подсказывала, что Баррингтон так легко не сдается. Я находился здесь, в окружающей обстановке, и она напоминала мне, как пуля попадает в оленя, который бросается из последних сил, спотыкаясь, пытаясь убежать, но падает сраженный. И тут появляюсь я, который по идеи, как маг, должен из шляпы вытащить не разлетающихся ворон, взмывающих в воздух от звука выстрела, а живого оленя, который не испытал всего ужаса, когда был ранен. Мне необходимо было показать мою любовь к ней, чтобы она смогла блестеть и затмить все.
Глубоко вдохнув, я двигался к ней, сожалея, что мои ноги не могли передвигаться быстрее, но по крайней мере, они в состоянии были двигаться. По-видимому они существовали сами по себе и хотели добраться к Лане, как можно быстрее. Мой взгляд уловил, как Куинн, защищая ее положил ей руку на плечо, видно, она даже и не почувствовала его прикосновение.
Она смотрела в толпу широко открытыми, стеклянными глазами. Она искала меня! У меня слезы навернулись на глаза, потому что из-за меня ей причинили боль снова. Моя голова была ватной, как будто я находился под водой, но при этом я дышал огнем. Я убрал поглубже свою вину.
Я снова все исправлю, потому что обещал.
Наконец, я предстал перед ней.
Куинн убрал руку, и глазеющая во все глаза шумная толпа самодовольно растворилась, превратившись в ничего не значащие тени. Лана в шоке подняла на меня взор, и мы приковались друг другу, не в состоянии отвести взгляд. Я понимал, что она была смертельно ранена, как тот олень, но еще дышала, кажется дышала. Я ясно видел в ее глазах весь позор, который ей пришлось пережить, и ее страстное желание уползти, уйти, спрятаться. Ее глаза умоляли меня увести ее от этого позора. Но мы не будем убегать и прятаться, моя жена будет возвышаться над всем этим.
— Она никогда не остановится? — хрипло произнесла она. Ее глаза были настолько огромные, как у ребенка, которого ударили, когда он на самом деле не сделал ничего плохого, но ему по-прежнему больно, и он находится в замешательстве и страхе перед окружающим миром.
— Никто не причинит тебе зла, и ни один волосок не упадет с твоей головы, пока я жив, — и в моем голове не слышались ни нотки ужаса и страха, который я испытывал на самом деле. Я показывал свою силу и неприступность, и это придало мне еще больше сил. Я взял ее руки в свои и постарался передать ей свою силу через руки, которой я обладал, я чувствовал, как она перетекала в нее.
Слезы наполнили ее глаза и грозили пролиться вниз.
— Мое платье…, — прошептала она хрипло.
— Может быть воссоздано до последнего стежка. Вспомни..., — напомнил я нежно и просто смотрел в самую глубь ее глаз со всей любовью, на которую был способен. Ты мое сердце, моя жизнь и весь мой мир, говорил мой взгляд. Разве ты не видишь, что все это ерунда? Ничто. Есть только ты и я, и наша любовь. Я полностью одурманен тобой. Могут исчезнуть все эти люди хоть завтра, но мы по-прежнему останемся счастливыми. Кого волнует их мнение?