– Откуда вы знаете? – выпалил он и, спохватившись, добавил: – Синьор?
– Он мне три раза звонил. – Патта выдержал паузу и добавил очень тихо, но отчетливо, чтобы Брунетти расслышал: – Мерзавец.
После этой якобы непрошено сорвавшейся с языка грубости Брунетти насторожился и пустился, точно паук, проверять паутинки, которые у него в памяти соединяли этих двоих. Сантомауро – знаменитый адвокат, его клиенты – бизнесмены и политики со всей области Венето. Одного этого было бы достаточно, чтобы Патта ползал перед ним на брюхе. Потом Брунетти вспомнил: Матерь наша Святая Церковь и Сантомаурова Лига по защите нравственности, женским отделением которой руководит ныне отсутствующая Мария Лукреция Патта. Нетрудно вообразить, что за проповедь о браке, священности его уз и обязанностей довелось выслушать Патте по телефону от Сантомауро.
– Правильно, он адвокат Креспо, – сказал Брунетти, не пожалев для пользы дела половины собранной информации. Если Патта поверит, что комиссар полиции не находит ничего странного в том, что юрист ранга Сантомауро якшается с кем‑то вроде Креспо, то пусть себе верит на здоровье. Так будет лучше. – Что же он вам сказал, синьор?
– Он сказал, что вы шантажировали и запугивали его клиента. Говоря его словами, вы проявляли «неумеренную жестокость», чтобы заставить этого Креспо говорить. – Патта провел ладонью по щеке, и Брунетти вдруг заметил, что он сегодня не брит.
– Я ему, конечно, ответил, что не потерплю безосновательных обвинений в адрес комиссара полиции, и если он хочет, то пусть подает официальную жалобу. – В любом другом случае Патта в ответ наверняка пообещал бы влепить негодяю дисциплинарное взыскание, а то и упечь на три года в Палермо. И в любом другом случае Патта наверняка выполнил бы свое обещание, не вдаваясь в суть дела. Теперь же он продолжал разыгрывать роль поборника всеобщего равенства перед законом. – Я сказал, что гражданские лица не имеют права напрямую вмешиваться в работу государственных служб. – А это, рассудил про себя Брунетти, примерно означает, что Патта имеет тайный зуб на Сантомауро и будет рад любой возможности его унизить.
– То есть вы считаете, что мне следует повторно расспросить Креспо?
Каковы бы ни были чувства Патты к Сантомауро, было бы слишком наивным ожидать, что он, забыв осторожность, отдаст приказ, который ущемляет интересы столь влиятельной фигуры.
– Действуйте по своему усмотрению, Брунетти.
– Еще что‑нибудь, синьор?
Патта молчал.
– Послушайте, комиссар, – сказал Патта, когда Брунетти поднялся, чтобы идти.
– Да, синьор?
– Вы, кажется, говорили, что у вас есть знакомые газетчики, так? – Неужели Патта собрался просить его помощи? Этого еще не хватало. – Брунетти вяло кивнул, глядя в сторону. – Не могли бы вы с ними связаться? – Брунетти кашлянул и потупился. – У меня сейчас неприятности, Брунетти, и надо с этим что‑то делать. – Тут Патта замолчал.
– Я сделаю все, что в моих силах, синьор, – без тени воодушевления пообещал Брунетти, вспоминая своих знакомых газетчиков: два журналиста, пишущие на экономические темы, один искусствовед и один политолог.
– Хорошо, – сказал Патта. – Я дал поручение новой секретарше навести справки о его налогах. – Чьи налоги имелись в виду, было ясно и без слов. – Все, что она найдет, она станет отдавать тебе.
От удивления Брунетти смог лишь кивнуть.
Видя, что Патта склонился над бумагами, Брунетти понял, что аудиенция окончена, и вышел.
Синьорины Эллетры на месте уже не было. Брунетти быстро нацарапал записку и оставил ей на столе: «Посмотрите, что там есть в вашем компьютере о деятельности адвоката Джанкарло Сантомауро».