Я отправил его обратно на почту выяснить, кто звонил по междугородной в Михаляны. С Прагой говорил, подробности при встрече. Если уйдете, оставьте распоряжение».
Капитан скомкал записку, взял телеграмму и несколько раз прочел: «Поздравьте пожалуйста моего имени Верону. У меня нет адреса. Приветом Дезидер Голиан».
Он задумчиво взял бумаги инженера и долго перелистывал, пока нашел несколько строк, написанных от руки, сравнил с телеграммой и кивнул: слова на бланке были написаны нервным почерком взволнованного человека. К тому же этот человек явно спешил. Более спокойно написан адрес: «Иозеф Донат. Братислава. Авион».
Он усмехнулся, вспомнив Сагу. Директор говорил о девочке и о каких-то людях в Авионе, которым он передал посылку. Они живут «на улице, где профсоюзы», «напротив когда-то была «Deutsche Partei». Фамилия начинается вроде бы на «До». Наверное, Донат.
«Навряд ли эта Верона - дочка Донатов, - подумал капитан, - в позапрошлом ей было одиннадцать, сейчас тринадцать… Тринадцатилетние девочки не меняют адреса, они живут дома, с родными. Значит, это другая Верона, постарше, если только…» Капитан опять усмехнулся. Днем в Михаляны звонила женщина. Скорее всего, с переговорного пункта, голову на отсечение, что Бренчу не удастся выяснить… Усмешка сошла с лица, Шимчик набрал номер коммутатора.
- Братислава занята, - ответила телефонистка, - подождите, товарищ капитан.
- Долго?
- Не знаю, потерпите несколько минут.
- Пошлите мне кого-нибудь, кто в совершенстве владеет немецким, - распорядился Шимчик, повесил трубку и достал газеты.
«Фольксштимме» он отложил и принялся за объявления в «Праце».
9
В эспрессо напротив желтого дома воздуха практически не было - посетители дышали пивными парами и дымом. Лазинский скорее угадал, чем разглядел официантку, направился к ней и показал документы Голиана с фотографией.
- Я его знаю, - сразу же подтвердила та, - он сегодня днем у нас был. Заходит частенько, но все больше по вечерам - выпить, закусить.
- А сегодня?
- Бутылка пива и граммов пятьдесят крепкого. После вчерашнего. Вчера поддал основательно.
Это было уже ново.
- Когда? - спросил Лазинский.
- Что-то между семью и восемью.
- Один?
Официантка кивнула и на минутку отошла. Она получила деньги и отдернула колено от чьей-то волосатой руки. Когда женщина вернулась, Лазинский продолжил:
- Сколько времени он у вас пробыл?
- Несколько минут, потом пожал тому, другому, руку и ушел.
- Кому это «другому»? - понизил голос Лазинский.
- Что?
Он повторил вопрос громче.
- Я его не знаю, такой неприметный. Пришел следом за инженером и подсел к нему.
- У вас было полно?
- Не очень, - сказала официантка. - Несколько столиков всегда свободны. У нас ведь не обедают.
- Эти двое разговаривали между собой?
- Я не обратила внимания, но, кажется, да. Ведь они потом прощались.
- Как выглядел тот, другой человек?
- Говорю же вам - никак. Одет прилично. Лет тридцать - тридцать пять, не курил… Когда пан инженер ушел, он ждал и читал…
- Кого ждал?
- Сардельки ждал. Заказал содовую и сардельки с хреном.
- А что читал?
- Уже не помню, но только не газету.
- Какие-нибудь бумаги? - Лазинский почувствовал, как у него колотится в горле ком.
- Ах, - ответила она беззаботно, - что же еще можно читать?
- Еще существуют книги, - поучал Лазинский, не спуская с нее глаз.
- Нет, не книгу.
- Значит, бумаги, - сказал Лазинский удовлетворенно. - Вы не знаете, случайно, откуда он их взял?
Официантка ответила, что, кажется, из папки.
- Вы что, видели, как он вынимал из папки бумаги?
- Нет, но он их потом туда вкладывал, когда я принесла ему сардельки с хреном.
- Это были сложенные листы бумаги? Как письма? Она ответила, что не знает.
- Но вы видели, как он их клал в папку?
- Да.