А ты, Зоенька, попробуй мне Матвей Петровича поймать.
– Хорошо, Антонина Михайловна, сейчас, – откликается вышколенный голос.
– Ищите, Пал Палыч, ищите. Мне от этих вагонов проку чуть.
– Почему же?
– Да ведь давно сгнило.
– Антонина Михайловна, соединяю с Матвей Петровичем, – доносится из переговорника.
– Извините, зампред исполкома по жилью. – Чугунникова берет трубку. – Здравствуй, я по твою душу. Вы что же со мной делаете? Я людям твердо обещала… Не хочу понимать и не буду. От меня исполком хоть раз слыхал «нельзя» или «не буду»? Нет и нет, не отступлюсь. Ну то-то… Как дома? У Людочки спала температура? – Чугунникова чуть косится на Знаменского – оценил ли, что она запанибрата с начальством. – Моя принцесса? Отгрипповала. Ну, до четверга… Где ужом, где ежом, а где и волчицей, – улыбается она Знаменскому, положив трубку. – Хотели три квартиры срезать, а у меня сплошь молодожены… Да, ну так что ж, приступайте, Пал Палыч. Люди у меня в основном толковые. Если нет больше вопросов… – Чугунникова вроде бы вскользь, но заметно бросает взгляд на часы.
– Пока все.
– Тогда пожелаю вам. Что будет полезное мне как руководителю базы, сообщите. Критику люблю.
– Очень ценное свойство, – смеется Знаменский. – Боюсь, оно вам понадобится.
* * *
В квартире Кибрит звонит телефон. Вытирая руки, она берет трубку.
– Да?
– Зинаида, я, – слышится голос Томина.
– Здравствуй, Шурик.
– Слушай, меня кто-то упорно пасет.
– Что? – не расслышала Кибрит.
– Меня кто-то пасет.
– Да брось!
– Серьезно. Можешь на четверть часа выйти из дома? Я тут неподалеку.
– Ну… ладно, выйду.
– Сверни на проспект, остановись у третьего фонаря и посмотри хорошенько – я буду переходить улицу. Поняла?
– Да поняла, поняла.
– Потом возвращайся домой, – в трубке раздаются короткие гудки.
Недоуменно пожав плечами, Кибрит снимает передник.
Она останавливается около фонарного столба, смотрит на часы, ждет, глядя на противоположную сторону проспекта. Вскоре Томин выскакивает из толпы и нахально пересекает проезжую часть в неположенном месте. Отставая от него шагов на пятнадцать, с тротуара сходит молодой парень, секунду-другую колеблется и двигается следом, увертываясь от гудящих машин.
Томин, не оглядываясь, минует Кибрит. Она тоже не глядит на него – рассматривает преследователя. Томин скрывается за углом, за ним, как привязанный, исчезает парень.
Снова надев передник и занявшись хозяйством, Кибрит ожидает Томина. Стукнула дверь лифта на этаже. Звонок. Это он.
– Ну, видела?
– Если б своими глазами не видела, не поверила бы.
– Второй день спина чешется: чувствую хвост. Рассмотрела?
– Обыкновенный парень в нейлоновой курточке и джинсах. Среднего роста, довольно тощий. Лицо скуластое, обветренное, руки рабочие.
– С утра был длинный тип с прыщом на носу.
– Кто же такие? – начинает беспокоиться Кибрит.
– Ума не приложу. Извини, что я тебя вытащил…
– Нашел о чем! Ты ведешь что-нибудь серьезное?
– Мои клиенты хвостами не ходят. Либо удирают, либо нож в бок. А тут… чертовщина какая-то!
* * *
По территории базы Знаменского ведет ветхий, но озорной старичок, здешний «абориген» Демидыч, состоящий в некой неопределенной должности – для общих услуг. Он припадает на ногу, и Знаменский, подлаживаясь к нему, вынужден умерять шаг.
– Во-он, четвертый цех, вишь?
– Вижу. Теперь-то уж один дойду, возвращайтесь.
– Нет уж, до места тебя сопровожу, раз мам-Тоня велела.
– Чугунникова?
– А кто ж. У нас ее все так: заботливая. За глаза, конечно. Меня вот давно пора на пенсию турнуть, как тебе кажется?
– Да пора бы отдыхать.
– А мне неохота. Я отдыхом не интересуюсь. Спасибо мам-Тоня держит.