– Ты можешь описать его?
– Такой здоровенный детина с накачанными мускулами и сломанным носом, как у боксера. Черные волосы, очень темные глаза. Небольшой шрам возле правого глаза. Всегда с сигарой во рту.
– Думаешь, у полиции что-нибудь за ним числится?
– Не знаю.
– Ну, это мы проверим. – Карелла минуту размышлял. – Но вообще-то не очень похоже, что это он. Я хочу сказать: откуда бы ему стало известно, что у тебя сегодня свадьба? – Он пожал плечами. – Черт, и все же это может оказаться просто шуткой какого-нибудь типа с извращенным чувством юмора.
– Скорее всего, – сказал Томми, но уверенности в его голосе не было.
– Где у тебя телефон?
– В спальне.
Карелла направился было к выходу из кухни, но у двери приостановился.
– Томми, ты не будешь против, если к тебе на свадьбу придет еще несколько лишних гостей? – спросил он.
– Нет. А что?
– Ну, если это все-таки окажется не шуткой, мы ведь не захотим, чтобы что-нибудь стряслось с женихом, не так ли? – Он усмехнулся:
– Когда получаешь в родственники полицейского, то преимущество заключается в том, что он может достать телохранителей в любой момент, когда это нужно. Даже в воскресенье.
* * *
В полицейском ведомстве воскресенье само по себе еще не гарантирует отдых. Воскресенье в полицейском участке – такой же рабочий день, как понедельник, вторник ну и все прочие дни недели. И все же, если дежурство выпадет на него, считайте, что вам не повезло. Ни к комиссару, ни к капеллану, на к мэру вас не вызовут, остается только идти в дежурку. То же самое и на Рождество. Хотя это, конечно, еще большее невезение, если, разумеется, вам не удастся поменяться с полицейским, который Рождество не празднует.
Словом, жизнь в полицейском ведомстве никогда не сходит с одной и той же, раз и навсегда накатанной колеи.
В воскресное утро двадцать второго июня на приеме жалоб в восемьдесят седьмом участке сидел детектив второго разряда Мейер Мейер. Под его началом была бригада из шести детективов, которая вместе с ним приняла смену в восемь утра и должна была работать до шести вечера. За окном дул легкий ветерок, голубое небо было безоблачно, и сквозь ячеистую решетку в помещение проникал яркий солнечный свет. В такой день, как этот, дежурная комната, обшарпанная от времени, выглядела вполне уютной. Случались дни, когда температура в городе поднималась за девяносто градусов [1] , и тогда это помещение напоминало ни больше ни меньше как огромную раскаленную духовку.
Но сегодня все было иначе. Сегодня человек мог сидеть здесь спокойно и не думать о том, что штаны у него ползут вверх от пота. Сегодня человек мог печатать отчеты, или отвечать на звонки, или рыться в картотеке, не рискуя растечься тут же на полу дежурки небольшой бесформенной лужицей.
Мейер Мейер был в прекрасном расположении духа, Попыхивая своей трубкой, он изучал циркуляры «Их разыскивает полиция», разложенные у него на столе, и думал о том, как хорошо жить на белом свете в июне.
Боб О'Брайен, ростом в шесть футов и один дюйм без обуви и весом двести десять фунтов [2] , протопал через всю комнату и плюхнулся на стул рядом со столом Мейера. Мейер понял, что это знамение судьбы, потому что если и был на свете полицейский, приносящий несчастье, то им был О'Брайен. С тех самых пор, как много лет назад ему пришлось застрелить местного мясника – человека, которого он знал, еще будучи мальчишкой, – О'Брайен, казалось, постоянно попадал в переделки, где применение оружия было абсолютно необходимым. Он не хотел тогда убивать мясника Эдди. Но Эдди спятил и выбежал из своего магазина совершенно невменяемый, размахивая огромным мясницким ножом над ни в чем не повинной женщиной. О'Брайен пытался его остановить, но это было бесполезно.