– …Сделай скидку, – тем временем тихо приказал Плоцкий помощнику. – У него вчера дочь родилась. Скажи – подарок. С завтрашнего дня скидок не будет, а если попросит – пошлём подальше.
Клерк обнулил цифры на экране калькулятора и вышел бесшумно. Плоцкий посмотрел на Знаева с другим выражением: печально.
– Не буду я ничего вспоминать, – сказал он. – Ты меня удивил. Я думал, ты придёшь говорить о деле.
– Вспомни эту девочку, – повторил Знаев. – Её звали Вероника.
– Вероника, – пробормотал Плоцкий. – Вероника, значит.
И вытащил из нижнего ящика пачку сигарет, и закурил, хотя Знаев вообще не помнил его курящим; а по горькому запаху табака, высохшего сверх всякой меры, было понятно, что пачка лежала в ящике лет пять.
– Ты мне должен, – Плоцкий заморгал из облаков серого дыма, как филин из ночной листвы. – Три года прошло. Ты появляешься раз в полгода на пять минут. Я тебе звоню – ты трубку не берёшь. Я оставляю приветы на автоответчике. Я не знаю, что думать. Мы вроде корефаны… Я вроде тебя уважаю… И вдруг ты приходишь с вопросом про театр и девочку Веронику… Ты совсем потерял совесть…
Он на глазах становился старше, грубей, прямей, и, когда прозвучало последнее слово горькой тирады, – на Знаева смотрел совсем другой человек. Безжалостный и бессердечный.
– Нет! – быстро воткнул Знаев. – Не потерял. Моя совесть вся при мне. И я твой товарищ.
– Был, – ответил Плоцкий. – Был товарищ.
– В каком смысле?
– В прямом. – Плоцкий затушил сигарету. – Через пять минут ты встанешь и пойдёшь отсюда нахер. Ты меня оскорбил. Сильно. Давно меня так не оскорбляли.
Знаев спохватился и вытащил из карманов три пачки, завёрнутые в пластик.
– Вот.
– Это что? – Плоцкий с презрением оттолкнул деньги мизинцем. – Сколько тут?
– Пятьсот тысяч рублей. Лучше, чем ничего.
– Мне не надо уже. Забери. – Плоцкий бросил на стол визитную карточку. – И это тоже.
Визитная карточка принадлежала некоему директору коллекторского агентства; но
8
Над площадью наливался синевой вечер. Ударяя грудью пространство, шёл огромный бронзовый Маяковский, гений, титан и самоубийца, невероятно быстрый, далеко обогнавший своё время и погибший из-за любви. Кроме поэта, шли ещё женщины во всех направлениях; Знаев, стоя у выхода из отеля, смотрел в лица и улыбался.
Даже самые свирепые люди – например, такие, как Женя Плоцкий, – в этом месте мира выглядели на фоне разнообразной и невероятной женской красоты не вполне свирепыми.
В этом городе первый приз доставался всем: и победителям, и проигравшим.
На этом турнире прекрасную юную принцессу получал и принц, и конюх, и площадной шут.
Каждый, кто приезжал сюда за приключениями, славой и деньгами, получал в первую очередь любовь, а остальное – как получится.
Знаев поразмышлял, слушая серебряный звон в голове, – и вернулся назад.
Позвонил в дверь обменного пункта, соврал, что забыл очки. Охранник ушёл докладывать. Знаев ждал в коридоре. Пахло старыми коврами. Спустя минуту в дверях появился Плоцкий: держал руки в карманах, челюсть выпятил, смотрел с презрением.
– Десять процентов, – сказал Знаев, глядя в жёлтые глаза. – Это же совсем дёшево!
Плоцкий вышел в коридор, оттесняя Знаева плотным брюхом.
– Тяжело продавать людей, – тихо сказал он. – Отвратительно. Я не люблю. Но тебя – продам.
– Из принципа? – подсказал Знаев.
– Точняк.
– Продашь – и ладно. Твоё право. Но почему так дёшево? Я что, реально стою десять процентов?
– Да, – сухо сказал Плоцкий. – Ты, Серёжа, только на одну десятую – настоящий. Остальное – воздух. Когда проткнут, воздух выйдет. Иди. И больше мне не звони.
– Да, – сказал Знаев. – Конечно, друг. Только скажи мне: ты вспомнил ту девчонку?
– Нет, – ответил Плоцкий.
– Чтоб ты знал, у нас с ней… потом… было…
Плоцкий смотрел без выражения.
– В общем, у меня есть второй сын. Шестнадцать лет. Я только сегодня узнал.
– Поздравляю, – бесстрастно произнёс Плоцкий.
– Ты меня продаёшь, и бог с тобой. Сын важней. Правильно? Дети – самое важное. Согласен?
– У меня двое внуков, – сообщил Плоцкий. – А ты, небось, и не знал.