— Знаешь, при всей своей лощености, Добролюбов был настоящей гнидой. Бывало, смотришь в глаза и плюнуть хочется.
— Не скажи, Серый. Его многие любили. Особенно бабы…
Тубольцев ничего не ответил, решив, что самое лучшее, что можно сделать, — держать свои домыслы при себе. В конце концов, это не его собачье дело. Убийство — это грязь, черта, которую мало кто переступит, сколько бы гадости не плескалось внутри. От Лехи Златарева он всегда видел только хорошее, да и судить кого-либо он права не имел. Морального. Человеческого. Никакого.
Он знал человека, у которого был веский повод расквитаться с Добролюбовым.
И Златарев, похоже, догадывался о его подозрениях, но не подавал виду.
А ведь он мог — Леха Златарев — вполне мог хлопнуть Добролюбова.
И силы, и ярости у него бы хватило.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Чеченец
Глава 1
Летящей походкой Настя выпорхнула из здания милиции и нажала кнопку сигнализации. Серебристо- серая «девятка» приветливо подмигнула ей передними фарами. Чеченец, ковыляя, шел следом, волоча за собой гитару. Видно было, что сил у него немного, и еще чуть-чуть — и он рухнет прямо на асфальт. Но Настя по опыту знала, что пытаться помочь ему — дело неблагодарное. Брат никаким образом не хотел признавать себя слабым, и даже сейчас, когда культя ноги распухла так, что джинсы едва не лопались, он ни за что не оперся бы на заботливое женское плечо.
Он и раньше был довольно упрямым. Тогда, когда руки и ноги были целыми, а собственное отражение в зеркале не вызывало отвращения. Но сейчас… Если бы Настя сказала ему — «иди, куда глаза глядят» — он бы ушел, не оглядываясь. Не думая о том, что кроме сестры ему никто не протянет руку помощи, да ему и не нужно было…
Жизнь для Чеченца складывалась такой, какая она есть, без взлетов, надежд и порывов, способных увлечь, зажечь в душе трепетный огонек, рискующий перерасти в бушующее пламя. Это когда ты знаешь, что где-нибудь тебя будут ждать с распростертыми объятиями — друзья или любимая женщина, что твои дети не будут стыдиться и пугаться собственного отца, — только тогда ты стремишься жить полноценно, выбирая для себя лучшее. А для некоторых лучшего уже и не надо.
Настя искоса посмотрела на брата, сидевшего рядом на пассажирском сидении. Ей была видна его правая сторона, в профиль. Светлые волосы, собранные в хвостик на затылке, тонкий правильный нос — точь-в-точь, как у нее, только немного крупнее, белесые пушистые ресницы. Несколько прядей кудрявились на лбу и на висках…
Сейчас он был красавец. Если бы у них было достаточно денег, лицо брата можно было бы восстановить. Лицо, но не душу…
А когда-то все было по-другому. Когда-то они были счастливы. Или, по крайней мере, старались быть счастливыми, закрывая глаза на мелкие неурядицы, которые подбрасывала жизнь, как прикормку, очевидно, заранее подготавливая к тому, что вскоре наденет резиновые сапоги и придет рыбаком — закидывать удочку, чтоб потом безжалостно вонзиться крючком в горло…
Юность казалась безоблачной. Родители баловали, не жалели ни денег, ни времени. Все кружилось вокруг них — детей. И никто не задумывался о том, есть ли между родителями чувство, именуемое любовью. Зачем — они ведь всегда вместе и казались довольными. Но иллюзия счастливой семьи громко рухнула вскоре после того, как старший брат Денис женился.
Отец заявил, что уходит из семьи к другой женщине, которую любит уже несколько лет. К женщине, которую давно мечтает назвать своей женой, но все никак не решался.
А мать он не любил. И только спустя столько лет, Настя наконец поняла, почему. Поняла, и сумела простить ему тот страшный бумеранг, запущенный не со зла, но отточенный, как лезвие бритвы, что безжалостно срубил не одну макушку.
Юрке тогда было восемнадцать, и мать всеми средствами старалась откупить его от призыва. Готовилось куча липовых справок — брат был здоров как бык. Но когда отец вдруг ушел из дома с чемоданом в руках, жизнь полетела вверх тормашками. По злой случайности, это событие совпало с осенним призывом, и на следующий день, не сказав никому ни слова, Юрка отправился в военкомат.
Должно быть, в этот момент рухнули его собственные з