— Сестренка моя, Настенька!
Голова слезла с дивана, дополнившись неожиданно длинным телом и, растопырив руки, двинулась к Настеньке с явным намерением обнять дорогое для обладателя головы существо.
Настенька ловко уклонилась от объятий.
— Что это, Вася? — спросила она, показывая на бардак.
— Овсянка, сэр, — по обыкновению ответил Василий, все еще пытаясь обнять горячо любимую жену.
— А где телевизор? — закричала жена, и на ее глазах появились крупные слезинки.
Василий осмотрелся по сторонам и заметил, что телевизора действительно нет. Куда он делся, Фтородентов, хоть убей, не знал.
— Настенька, — жалобно протянул он, давая понять, что телевизор им был не так уж и нужен, ведь они так любили друг друга. Сестренка моя… Ведь ты сестренка мне? — спросил он и, убедившись, что это в самом деле сестренка, добавил, Сестреночка…
— Да… — Настенька прошлась по комнате, разглядывая неприличные надписи на стенах и вдруг взгляд ее упал на нечто, лежащее на полу.
— Что это, Вася? — опять спросила она, теперь уже более грозным голосом, хотя по щекам алмазами текли слезы.
Фтородентов взглянул и понял, что пахнет скандалом.
— А-а-а… — проговорил он. — Дык, елы-палы, это ж Антоныч оттягивался…
— Какой Антоныч? — вскричала Настя. — У меня в квартире валяются женские трусы, а он мне рассказывает про какого-то Антоныча!
— Настенька, сестренка моя…
— Сто раз уже слышала! Значит Антоныч твой привел бабу, а ты сидел и смотрел? Или он и тебе привел кого? Я тебя спрашиваю!
— Дык, елы-палы…
— Нет, это переходит все границы! — Настенька металась по комнате, Василий понуро сидел на диване и разглядывал носы своих штиблет. Один из носов был порван и оттуда торчал грязный палец, которым Фтородентов изредка шевелил.
— Непростая это работа, — сказал он вдруг, — иметь мужа-митька, однако…
Видимо, он хотел успокоить расстроенную супругу, но последняя фраза ее просто взбесила. Она схватила вышеупомянутый предмет женского туалета и сравнивая Василия с разными неприятными для митька животными, начала гонять его по комнате.
— Дык! — негодовал Фтородентов, убегая от разбушевавшейся половины. — А ведь это ты, Мирон, Павла убил…
Наконец, разгневанная Настенька перестала бегать за мужем (а тот присел в коридоре на корточки и причитал в лучших митьковских традициях: «умирает брат Митька…»), отдышалась и сказала:
— Вот что. Я с тобой развожусь. Достал ты меня.
— Настенька, сестренка моя…
— Вон!!! — закричала сестренка. — Прочь из моего дома.
Настенька опять вскочила и погнала мужа прочь из квартиры. Дверь закрылась перед носом страдающего Фтородентова. Затем опять приоткрылась и настенькина рука выбросила спортивную сумку с надписью «SPORT» и кое-какими вещичками Василия. И снова захлопнулась. Фтородентов опустил бородатую голову.
— Однако, — тихо молвил он. — А ведь это был и мой дом. Однако…
Фтородентов, качая головой, начал спускаться по лестнице. Узрев на подоконнике все также лениво оттягивающегося Мурзика, Василий остановился и угрюмо призадумался.
— Эх, кот, — сказал он. — Однако, ушла от меня жена. Шибко сердится.
Мурзик с готовностью распушил усы и мурлыкнул.
— Да, — подтвердил Василий. — Не она, конечно, ушла. Меня выгнала… сестренка моя…
Кот потянулся и сыто зевнул. Фтородентов хмуро протянул к нему руку и взял животное за шиворот.
— Хм, а ведь это ты, Мирон, того…
Мурзик лениво задергал ногами и противно мяукнул.
— Мирон ты, или нет? — спросил Фтородентов. — Шибко толстый котяра. Свинья свиньей. Митьком хочешь быть? Будешь. Вот снесу тебя к Антонычу, окрестим Мироном, и будешь митьком. Дык…
Решив таким образом судьбу бедного Мурзика, Василий открыл сумку, выбросил оттуда штаны и свитер, засунул внутрь недовольно мяукающего кота и пошел вниз, прочь из дома, где его уже никто не любил.